[nick]Aleksandr Hellbrook[/nick][status]мой муж услышит об этом[/status][icon]http://sd.uploads.ru/t/R3YFV.gif[/icon][lich]<center><a href="ссылка на анкету"><b>АЛЕКСАНДР ХЕЛБРУК</b></a></center><div class="zvanie">♦ sashen'ka, 22, a mess<br>♦ poet <br>♦ bipolar</div><hr>[/lich][sign]down with big brother

[/sign]Александр лежит в кровати, чувствует на коже мягкое прикосновение такого редкого настоящего хлопка, смотрит в окно и видит смерть.
По крайней мере, так ему кажется, потому что серое месиво из отчаяния, дождя и контроля, которое окутывает этот город и его жизнь, никак иначе не назовешь. Человек умирает, когда перестает думать, он почему-то помнит, хоть и не знает, откуда, и фраза отдает чем-то неправильным, она слишком понятная, неортодоксальная, в ней нет касания Партии, а это есть неприемлемо. Партия есть жизнь, она - все, что требует отдельный индивидуум для сносного существования.

Алекс любит Партию, любит Большого Брата, он счастлив жить здесь и сейчас, он верит во все, что сутками доносится из телекрана, он благодарен за возможность, подаренную ему Братом, и ему абсолютно нет на что жаловаться.
А еще человек, которого он любит и его муж - разные люди, он мечтает о том, чтобы ему во сне перерезали глотку, боготворит брошенные случайно улыбки, жжет сигареты о кожу и кричит по ночам в подушку, царапает запястья Ричарда, потому что тот хочет ему помочь, но Саше не нужна помощь, ему нужен цианид и красивые похороны. Саша пишет агитки на плакаты, а по ночам выводит на коже ладони оды не тому, шепчет про себя, как же он ненавидит Голдштейна, хотя на самом деле ненавидит он лишь себя и свое существование.

Ричард сидит напротив, в широком кресле, и читает свежий выпуск газеты.
Ричард - он красив. Умен. Образован, насколько можно быть в их обществе. Член Внутренней партии, что несет с собой привилегии и поблажки. Он любил Алекса, был влюблен с тех пор, как бывший Крам кубарем скатился в пубертат и из тощего забитого мальчишки превратился в высокого пятнадцатилетнего шизофреника. Ричард, по всем параметрам, должен быть идеален.
Не самый желаемый вариант по версии минлюба, конечно, потому что в браках между членами партии не должно быть влечения, лишь обязанность перед партией, и их случай - не такой частый, от них не требуется заводить потомство, но они обязаны взять в семью и воспитать хотя бы одного ребенка, благо сирот было предостаточно - и Алекс тому подтверждение.
В любом случае, любой на его месте был бы рад Ричарду.
Саша же?
Ох, Саша уже знает, с какого подоконника он сбросится, если его еще раз поздравят с удачным браком.

- Доброе утро.

Он поднимает взгляд от ковра к глазам Ричарда, светло-голубым, такого цвета, какого когда-то, наверное, было небо. Алекс пытается улыбнуться, правда старается растянуть губы, но его сознание провозглашает, что ни в чем, даже улыбках, нет никакого смысла, и поэтому Саша обходится кивком.
Ричарду больно. Александр знает, прекрасно видит, не может игнорировать того, что его мужа ранит его безразличие, но Саше не хочется переживать об этом, он слишком заполнен невероятной угнетающей пустотой внутри него, которая поглощает все мысли и эмоции, оставляет огромный вакуум, который тянет, тянет, забирает у него все светлое и оставляет лишь извечные неправильные вопросы. Саша не хочет их слышать, и уж точно не хочет на них отвечать.

Алекс встает и идет в ванную, ведь скоро начнется зарядка, и ему придется стать перед экраном и выполнить упражнения, как бы он это не ненавидел. Вода, как не удивительно, теплая, что редкость даже в домах Внутренней партии, и он долго стоит под душем, наблюдая, как капли стекают по старым шрамам на запястьях; он проводит по ним пальцами, таким привычным жестом, так уже знакомо, и все равно дрожит, словно под снегом, потому что под фрагментами поврежденной кожи хранятся воспоминания, воспоминания, которых у него быть не должно, которые могут его погубить, и поэтому он снова, почти ритуально, забывает их.

Забывать - это они в Океании хорошо умели.

Ричард притворяется, что читает, хотя глаза его не двигаются, потому что сознание зациклено на одной и той же картинке - сашины горящие глаза накануне, когда он до трех часов ночи писал все новые и новые стихи, новые слоганы для партии, новые гимны для народа. Саша - невероятно умный, но иногда он был способен абсолютно игнорировать очевидные для всех вещи, и это было опасно, чертовски опасно и страшно, потому что Саше было плевать. Его бросало из настроения в настроение, он не контролировал свое лицо, он говорил во сне, он слишком часто выключал телекран, и иногда Ричарду казалось, что он специально хочет попасться, хоть этого и не осознает.
Он знает, что Александр.. не в порядке. Он прекрасно знает, но все равно он рядом, потому что за слоями заблуждений и мании, за стеной из истеричного смеха и слишком опасных фраз - там есть Александр Крам, уникальное создание этого общества, доведенное до психоза настолько отчаянного, что он казался положительным.
Вслух этого Ричард, конечно, никогда не скажет. И уж тем более - самому Саше. Тот выходит из душа полностью одетый, послушно выполняет физические упражнения и берет сумку с никогда не покидающими его блокнотами и карандашом.

- Мы с Уинстоном будем недалеко, - говорит Саша размыто, но они оба понимают, что это все - для телекрана, и он расскажет Ричарду правду позже, а пока они оба дежурно улыбаются друг другу, пока Алекс целует Ричарда в щеку идеально рассчитанное количество секунд.

Воздух снаружи всегда затхлый, пусть и прохладный, и это кажется Саше идеальной аллюзией на то, что происходит вокруг. Их общество постоянно движется, чего-то достигает, казалось бы, все на полном ходу к индустриальной революции, но они все еще в стазисе, что-то сдерживает Партию, и, мало кто говорит это вслух, но все знаю, кто виноват - пролы.
Пролетариат, бесполезная грязная необразованная масса, которая заполоняет большинство районов города, копошится в своей грязи и источает зловонный запах загнивания сознаний. Они не знают Большого Брата так, как знают его члены Партии, они не видят его величия и не слушают его мысли в их сердцах, они - словно стадо овец, блеющих на старом языке, потому что им не хватает интеллекта выучить новояз. Сердце Алекса наполняется отвращением даже когда он думает о них, и он так рад, ах как он рад!, что они с Уинстоном собрались сегодня устроить небольшой рейд по районам пролов, дабы изучить их поближе, попытаться понять, что же именно останавливает их в развитии и не дает присоединиться к величию партии. У Алекса есть его блокнот, и он нервно сжимает его через ткань сумки, шагая по давно заученному пути к дому, где живет его сестра и ее муж.

Он останавливается возле нужного дома и смотрит на часы - Уинстон вот-вот должен спуститься. Александр присаживается на лавку, достает подаренный Ричардом портсигар и закуривает. Утреннее настроение исчезло, теперь на его месте лишь мысли о том, насколько ему посчастливилось знать Большого Брата, и как же он счастлив жить именно здесь и именно сейчас.

Дым горит в легких словно осенняя серенада далеких годов, когда смена сезонов была романтичной и заметной, а о запахе желтых листьев писали поэмы, но теперь это все - фарс и бред, потому что никто не замечает разницы между временами года, потому что зима и лето сливаются в один большой поток смога и запаха отчаяния, потому что деревья, кажется, не меняют окраса, ведь даже они понимают, что нет ебаного смысла, и Алекс так хотел бы знать, как именно пахнет осень, но все, что он помнит - это мамина тусклая улыбка и ее попытки передать воспоминания, которые и для нее самой уже были затертой пленкой в пыльной коробке на самой верхней полке сознания, ведь их тоже учили забывать с самого детства, вписывали это в генокод, и, может быть, следующее после Алекса поколение уже даже не будет знать о том, что что-то вообще можно помнить, они будут идти в жизнь с привитым понятием того, что вся информация, вся история и весь мир создается именно сейчас и сегодня, на каждом голософоне в министерстве, и нет прошедшего времени, нет ничего позади.

Спустя двадцать лет не будет даже существовать вчера.

Он хочет усмехнуться самому себе, но Уинстон уже подходит к нему, и не стоит проявлять эмоции при ком-то постороннем, да, Саша, молчи, закрой свое сознание и нацепи на лицо маску безразличия, будто тебе все равно, будто тебя не гложет изнутри что-то настолько знакомо-страшное, какая-то мысль, какое-то осознание того, что все вокруг - фарс, как и стихи про осень, которых и не существует даже, ведь для Партии даже изображение более красивой природы было преступлением, и поэзию стирали или переписывали наравне с книгами об истории. Саше хочется комично приложить ладошку ко рту, ведь он не должен знать ничего о том, что делают слуги Большого Брата.. Точнее, не слуги, а братья, такие же, как и он, вечные революционеры. Он помнит, как мама читала ему в детстве что-то из творчества человека, которого называли именно так, и Саша уже и не помнил ничего, того странного славянского языка, на котором написано было произведение, но он помнит слезы в ее глазах и помнит треск бумаги в костре, когда матушка сжигала то, что читала, потому что нельзя было, ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы у них эту книгу нашли.

Именно так, только намного тише, трещит сигарета, когда Уинстон ее закуривает. Они не здороваются, потому что, пусть они и считаются примерными представителями партийной элиты, они знакомы настолько давно, что порой пренебрегают вежливостью. Александр не здоровается, потому что ненавидит прощаться. Черт знает что происходит в голове Дурсля. Они шагают в сторону района пролов, и по дороге Алекс задает несколько дежурных вопросов - как Ника, как дети, как работа, и пусть ему плевать на все, кроме благосостояния сестры, он строит заинтересованное лицо, слушая ответы Уинстона.
Они уже почти подходят к месту их назначения, когда на глаза Краму попадается плакат - один из сотен тех, что усеивают стены внутри и на внешних стенах домов, плакаты с его собственными творениями, кричащими броскими агитстихами; Крам видит сейчас один из них и чувствует знакомое подступающее чувство, которое он называет про себя занавесом. Оно накрывает сознание и закрывает на замок все мысли о лживости, о матери, о притворности; и на этом занавесе, словно проектором на стене во время Двух минут ненависти, появляется лицо Большого Брата, который смотрит сурово и лукаво на Сашу, будто он знает, что Крам провинился, но не злится, лишь укоряет его, любя всем сердцем, и сознание заполоняют те самые агитки, которые Саша выводит вечерами в своем блокноте, его наполняет любовь к своей жизни, к своей стране, он хочет найти гранату и бросить ее в желтое лицо врага, хочет уничтожить Голдштейна, занавес горит красным, словно кровь и плакаты.
Он не замечает, как достает блокнот и пишет туда очередную строчку, что-то о любви и ненависти, о грехе и праведности.

Они с Уинстоном видят первого прола, и Крама наполняет такая праведная ярость, такая злость на этих неотесанных отвратительных животных, которые не делают ничего для Партии, кроме как работы на жалких заводах, что он стискивает зубы и хватает прола за ворот грязной рубашки, швыряет его в сторону и довольно хмыкает, когда тот валится на землю с криком. Крам сжимает кулаки, и они идут дальше, он не собирается даже оборачиваться, потому что все здесь знают, что он имеет право, что они не могут даже думать, поэтому не осознают, в чем их вина, лишь пойдут дальше.
У них уходит пять минут, чтобы добраться до ближайшего завода. Сегодня они проводят "проверку", и пусть их не авторизовали для этого, они все еще имеют право протестировать пролов на послушание, увидеть, чем именно они занимаются в то время, когда должны пахать во благо Партии. Этот завод - по производству консервов для армии, и он один из наиболее важных, ведь солдаты где-то там, на далеком фронте, сражаются за счастливое будущее тех, кто находится здесь. И не только будущее, они маршируют и убивают за светлое настоящее, за эту утопическую идиллию из общества во главе с Большим Братом, и Саша чувствует гордость за них и за себя, ведь он живет именно здесь и сейчас.

Первое, что они видят - это группа пролов, что сидят вокруг стола и, кажется, обедают. Крама снова охватывает ярость, ведь они должны стоять у станков, должны работать, а отдыхать им положено по ночам, их время начинается после конца рабочего дня, и там, плевать что они делают, хоть едят, хоть спят, хоть спят со шлюхами, хоть устраивают бои без правил, хоть испражняются на улицах, черт его знает, чем вообще эти животные занимаются, ему до этого никакого дела, но сейчас они должны, черт побери, работать, и Саша подходит к одному из ним, снова хватая прола за рубашку и поднимая вверх, он смотрит в его тупые блеклые глаза и хочет выдать тираду о том, насколько же он жалкий и недостойный, но слова умирают на губах, потому что он, ах какая глупость, он всматривается в радужку прола и понимает один такой настолько обычный факт, который снова срывает занавес, снова выпускает на волю мысли, воспоминания, снова напоминает о том, что все это - полное дерьмо, снова шелестит страницами запрещенных книг, которые Саша читает на чердаке вдали от телекранов, снова поет забытую колыбель материнским голосом. Этот факт такой простой, и такой важный:

у Нормана глаза точно такого же цвета.

В его голове звучит крик, отчаянный визг древней сирены, и Саша почти отпускает, почти отступает назад, но вовремя успевает поймать самого себя.

- Чертов ты урод, какого ты тут расселся? Ты должен работать, - выходит хрипло и странно, он хотел сказать что-то другое, и он надеется, что Уинстон ничего не заметит; отталкивает прола от себя, бросает на землю и пинает в ноги, но недостаточно сильно, потому что занавес распахнут, образ Большого Брата - в осколках картинки на стенах, паззл, который стоило бы собрать прямо сейчас, но который Саша ненавидит всей душой; его образ алеет на всю стену его сознания, напоминая о том, что с Сашей что-то неправильно, что он почему-то не поддается, снова заставляя его сомневаться и думать, что есть реальность, а что - его фантазия. Реален ли мир вокруг? Правильный ли он?

Реален ли он сам?
[nick]Aleksandr Hellbrook[/nick][status]мой муж услышит об этом[/status][icon]http://sd.uploads.ru/t/R3YFV.gif[/icon][sign]down with big brother

[/sign][lich]<center><a href="ссылка на анкету"><b>АЛЕКСАНДР ХЕЛБРУК</b></a></center><div class="zvanie">♦ sashen'ka, 22, a mess<br>♦ poet <br>♦ bipolar</div><hr>[/lich]