Бороться с личностным кризисом и последствиями болезненного расставания крайне сложно, когда чертовы бессмертные GSK активно пытаются переманить к себе твоих выхоленных юных дарований из исследовательского центра. Он пытается не срываться на креативной группе, но все его правление может пойти под откос без всех этих очаровательных ботанов и вундеркиндов. Уебошить бы всех вас с вашими вакцинами, но он приклеивает ко рту свою лучшую улыбку, слизанную у Джорджа Клуни, и крутится у трибун, распинаясь о райский условиях, которым бы одобряюще покивала сама Силиконовая долина. Google - работа мечты? Сгенерируйте мне бомбическую линейку оригинальных препаратов, и я сам буду кормить вас с ложечки (или заставлю Стефф или Коннора, а лучше Адама - он меня бесит). Возьмите за яйца неврологию, отполируйте нейрологию и заставьте каждого хотеть наши онкологические активы.

Ничего так не бодрит после трехчасового сна, как парочка вдохновляющих речей и красивого пиздежа.

Его энергетики сполна хватало на молодежь, его узких брючек и точеной фигурки Спейси-Смит под боком было достаточно для эксцентричных карьеристов постарше и парочки сексистов-энтузиастов с 3 этажа. Старперов брал престиж. И, конечно же, деньги. Но правильная реклама стала хорошей наживкой, и популярность росла, как на дрожжах. Спрос рождал прибыль, и акулы знали этот запах лучше, чем запах крови.

Перед глазами пиксельными дугами сновали диаграммы, схемы, искусные презентации, пересвеченные новеньким прожектором, макеты и листы А4 на подпись. Наслаивались друг на друга вкладки, вспыхивали то и дело разработки, росли в геометрической прогрессии продажи, перемежались друг с другом пакеты акций. Он поддавался, концентрировался на публике, на приборной панели, на белых халатах людей из научного центра, но мысли все равно раз за разом возвращались к криптониту, который разрушал его сознание и тело неделю за неделей. Его одолевал дикий голод, и только острая нехватка сна и дикий график могли освободить его от мыслей об Алексе.

Но система давала сбой. "Повторите еще раз, пожалуйста" на одну неделю стало его коронной фразой, он был рассеян и раздражителен, и за раздачами привилегий следовала череда увольнений. Он не терпел иронии над собой, и смыкал акульи пасти гневными тирадами и жестким контролем каждого их шага. Не смотря все старания этой муравьиной фермы и трижды перевыполненный план, террор продолжался до тех пор, пока "о, этот юношеский максимализм", "мальчишка", "юнец" и "салага" навсегда не покинули стены главного офиса вместе с особо языкастыми. Незаменимых не существует. Но он никогда не посмел бы лишить Eisen его талисманов, во первых, они были с этим кораблем, когда у руля еще стоял Мориц, во вторых, мистер Клиффорд и мистер О'Лири были исполнительны, точны и учтивы. И все еще ржали над тем, как дед бился головой о дверные косяки, потому что был до ужаса неуклюжим, или пытался горбиться на всех переговорах, потому что однажды какой-то китаец так раскомплексовался, что схватил паническую атаку. Им было позволено многое, О'Лири парочку раз обращался к нему "дорогуша", когда они сталкивались в коридорах, а Клиффорду он как-то проспорил желание, и слил в сеть их общее селфи. Потом Клиффорд стал мемом, его лицо вырезали, распечатали и повесили на каждой стене в комнате отдыха, но это уже совсем другая история.

Незаменимых не существует. Генри Стаффорд, один из команды партнеров, ловит его на выходе и держит его руку в своей. Идеальная укладка, улыбка на миллион фунтов стерлингов и шелковый платочек в кармашке, все как положено, он тот самый персонаж, которого ты выберешь трахнуть в игре "fuck, marry or kill". Норман тушуется и на всякий случай спрашивает "чем-то могу помочь?", пытаясь унять желание покрутить пальцем у виска. От Генри несет уверенностью и клише, и он зовет его на свидание. Норману хочется рассмеяться ему в лицо или долбануться лбом о турникет, потому что эм, по правде он никогда не бывал на свидании с кем-либо. Незаменимых не существует, но он извиняется и ссылается на занятость, чтобы вернуться в пустую квартиру и снова перелистывать альбом с колдографиями школьных лет. Саша приобнимает его за талию, а другой рукой пытается испортить Нике прическу, и Норман все еще помнит, как ощущалась это гейская паника, как потели ладони и так сильно хотелось присвоить его, ухмыляющегося и язвительного, себе. Присваивать больше не хочется. Хочется наложить Обливэйт и проснуться уже с пустотой совершенно другого рода, похоронить себя в офисе и не чувствовать, наконец, ничего от осознания, что когда-нибудь появится кто-то, кто сможет дать Саше все, что он заслуживает. Проснуться и перестать приказывать себе не дышать, перестать задыхаться и зарываться носом в землю у могильных плит, в очередную брендовую тройку или бумажную кипу, прожить столько, сколько может, без злости на себя, на Алекса и прошлое, которое никак не уляжется и продолжает маячить перед глазами жирным бельмом. Перестань блять быть незаменимым, Саша, перестань мне сниться и мерещиться. Два доппио натощак, чтобы выбросить себя себя на работу после бессонной ночи, три новых окурка в пепельнице. Он будет в порядке.

Утренний бриффинг проходит спокойно, без его выкриков и выкрутасов народ выдыхает. "У босса сегодня хорошее настроенииииие" напевает Коннор, когда всучивает ему свежий отчет, и Норман фальшиво улыбается ему в ответ и вскидывает большой палец вверх. Сквозь прозрачные двери он видит, как Стефани закатывает глаза и грозит ему пилочкой для ногтей. Сегодня головомойки ему не избежать. Блин, лучше бы массаж делала.

Ему почти удается сбежать во время обеденного перерыва, но она тут как тут, снимает его в Снэпчат, чтобы предоставить Патриции доказательства.

- Смотри, Патс, кто тут у нас? Аааа, маленький страдающий говнюк, который отказывается говорить мне в чем дело.

- Бля, Стефф, ну не надо...

- Можешь сказать "пока" своему эмо-периоду, Ламбрехт, перестань изводить себя, или Патриция начнет давить на жалость и делать это плохо, и мы все пострадаем.

Зачем он вообще их познакомил.

- Все, ладно, оставляю тебя наедине, и чтобы сука поел.

- Спасибо, что хотя бы на публике не манипулируешь мной через мою собственную мать и обращаешься со мной, как с маленьким ребенком.

- Всегда пожалуйста, Ламбрехт.

День был испорчен. Ему пришлось отключать у себя пожарную сигнализацию, чтобы не переться курить на улицу или на крышу, и если бы начался пожар, он был бы только рад сгореть, сгорая от стыда, потому что это охренительный коламбур. Все тарталетки были в пепле, и он надеялся подсунуть их Спейси-Смит, чтобы хоть пакостью умерить ее гиперопеку. Он все еще чувствовал вину за то, что пару недель назад сорвался на ней, а она все еще пыталась облегчить ему ношу, продолжая проглатывать его пассивную агрессию. Крупно лажать во взаимоотношениях с людьми было его главным талантом, и все, что ему оставалось, это грустно жевать курицу.

Но пир во время пиздостраданий был сорван. Что-то лыбящееся, лохматое и рыжее ворвалось к нему в кабинет и тявкнуло "йоу, бро". Обычно он сразу включался в тему, и лез в ответку с деланным акцентом кокни и "сечешь, бро" в конце каждой фразы, но чето было лениво и тоскливо, поэтому он оставался сдержанным и жующим. Даже когда по душу Илиана прискакала охрана.

— Соскучился, пиздец. Окопался в башне тут своей, принцесса блять, хоть бы на концерт сходил что ли.

- Робби, да со мной этот шут, лицо запомни, вдруг опять припрется. Можете быть свободны, - от еды все же пришлось оторваться, чтобы чиркнуть Стеффани смс о переносе всех встреч на завтра, - Вообще-то я ходил, но ты нажрался еще в начале, и когда я пошел тебе руку жать, ты на меня блеванул. Я проходил полуголый еще час, потом ты отключился, я выдохнул и домой спокойно поехал. Че как жизнь рокстара, я приятно удивлен, что ты еще не помер.

Отредактировано Norman Lambrecht (2018-11-22 21:44:16)