it's only words
| ВРЕМЯ: 3 октября 2027 |
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ:
how do we end up like this, under a burning sky?
[some things are better unsaid] it's easier to lie
HP: Count Those Freaks |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » HP: Count Those Freaks » Завершённые эпизоды » it's only words
it's only words
| ВРЕМЯ: 3 октября 2027 |
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ:
how do we end up like this, under a burning sky?
[some things are better unsaid] it's easier to lie
...какая-то совершенно психанутая неделя. За нее, кажется, успело произойти буквально все, что могло произойти, как будто кто-то поставил мир на уши и хорошенько потряс, чтобы все возможные события из карманов повываливались. Вероника, Джеймс, Дирк - попытки выстроить план по защите Алекса и Джонни, попытки разобраться, кто же стоит за этим чертовым взрывом... чертова свадьба. Как будто вся жизнь пролетела за эту ебаную неделю, но и остальные проблемы никуда не девались - Карлстоны снова наседали мне на уши, точнее, Карлстон, потому что только он один как оборотень мог появляться в Б.А.М.С, его женушка вовсю помогала в доме надежды на Лютном, но в их семье главой была именно она, поэтому каждое его заявление я автоматически засчитывал как ее. Миссис Карлстон ужасно нервировала ситуация с оборотнями и то, что ее муж до сих пор является жертвой дискриминации - как будто кто-то нет! Но устраивать налеты на Министерство Магии никто не будет, и пикеты устраивать тоже - мы же блять не дети, стоять с карточками на улице перед Министерством, у которого и окон-то нет - оно же все внизу, под землей. Бред какой-то, я так и сказал, мистер Карлстон пожал плечами и пошел докладывать жене о неудачном исходе разговора. Я подозревал, что она поймает меня где-нибудь около магазина и будет долго и нудно втирать, что оборотням нужно вернуть их законные права и что для этого не нужно чураться грязных способов, "вы ведь знаете как можно действовать, я в вас верю, мистер Дурсль"; меня от нее тошнило. Она говорила правильные вещи, но с совершенно неправильным посылом, и ее уверенность в моих силах касательно темной магии скорее раздражала, чем мотивировала. Мы не собирались свергать власть - по крайней мере, пока - и не собирались давить силой - опять же, пока. Если подняться прямо сейчас, во-первых, это спровоцирует волну негодования и паники (оборотни всегда остаются зверьми в глазах магического общества), а во-вторых, только усилит анархию, которая и без того началась. Она не читает газеты? Только ленивый не написал о взрыве квартиры Крам, и опять же, только ленивый не высказался на эту тему. Факт остается фактом - это произошло, и пока зачинщиков не нашли, можно говорить о том, что в Магической Британии сейчас творится полная херня. Не надо ее усугублять, просто не надо.
Я не мог понять, почему этого не понимает она. Иногда мне казалось, что ей просто не хватает драйва в жизни, и поэтому она лезет в самое пекло, поэтому вышла замуж за оборотня, пускай этот оборотень и один из самых слабовольных и добрых людей из всех, что я встречал. Здесь она, конечно, прогадала, но кто же мог знать. Иногда мне хотелось просто вызвать им обоим Ночной Рыцарь и отправить куда-нибудь на континент, и пускай живут там как хотят, только чтобы мне глаза не мозолили. Но встав во главе этого чертова подразделения оборотней, я взял на себя ответственность заботиться о каждом - и потому не мог просто отвернуться от них. Потому мне приходилось по нескольку раз в неделю отвечать на однотипные вопросы Карлстонов, поэтому приходилось разрабатывать планы в свободное от работы/семьи/друзей время, и это не говоря уже о сотрудничестве с вампирами - если я оставлю эту девчонку в покое, Эвелин мне просто голову оторвет и скажет, что так и было. Не сказать, что я вообще был рад такой обузе, я надеялся на что-то другое, когда предлагал вампирше Б.А.М.С. в качестве отходного варианта, но для начала и так потянет. Пускай.
Я не знал, что я найду в доме Брэйди. Кажется, это уже стало привычкой - приходить туда в моменты крайнего морального истощения, за подпиткой и чашкой горячего чая. Даже если его самого там не будет, все это место, весь дом пропитан им, даже если его нет, меня будет ждать хорошая компания в лице бессменной хранительницы очага дома семьи Брэйди. Я не останусь один и не останусь без поддержки - как бы мне ни хотелось кривить хорошую мину при плохом свете, сейчас я не мог позволить себе даже этого. Я был истощен, и четырехчасовой сон в собственной пустой и темной квартире не могли заменить хотя бы фантомного ощущения прикосновения к нему. Потому что этот дом дышит им, потому что в этом доме буквально все, из чего он состоит, потому что я люблю его больше чертовой жизни и судьбы, потому что я скучаю по нему каждую секунду своей жизни. Да, в последний раз мы виделись совсем недавно, но обстоятельства были настолько против нас, что становилось просто смешно. Как будто мы не можем провести хоть сколько-нибудь времени в обществе друг друга и в спокойной обстановке.
Я аппарирую к его дому с этими мыслями - к дому в желании немного прогуляться по темной дороге, да и черт знает по какой еще причине - обычно я аппарирую сразу в дом, но именно сегодня это почему-то показалось не очень правильным. Именно сегодня - когда я, подходя к дому, вижу картину, отпечатывающуюся на обратной стороне век и намеревающейся там остаться, видимо, до скончания веков.
Брэйди, обнимающий Дэвина на пороге собственного дома.
Брэйди, которого я не могу поймать даже в его собственном доме; Брэйди, который бегает за артефактами для своего Дэвина, Брэйди, скрывший свой дом заклятием Доверия, чтобы защитить сестру и открывший тайну его местонахождения только самым близким людям. Брэйди, который прямо сейчас, не зная, что я вижу его, жмется к этому чертовому всю жизнь мне испортившему Дэвину, еще немного и я отправлюсь блевать в ближайшие кусты.
Я делаю шаг вперед.
Дэвин замечает меня первым, легко улыбается, говорит "Давно не виделись, Уэйд, ну, бывай, Гилрой", и аппарирует с места, оставляя что-то на ребрах жечь и чесаться. Мне хочется стереть себе память, причем желательно всю и сразу, начать жизнь с чистого листа, научиться дышать заново, может быть даже жить как-то правильно, а не этой ебанинской херней, которой я сейчас занимаюсь. Я не знаю, что мне сказать, вытягиваю руку в сторону, где только что стоял этот ебаный сектант, пальцем показываю, дескать, объясните мне, мистер Брэйди, какого хуя это сейчас было.
- Какого блядь хуя это было? - я пока еще не кричу, стараюсь держать себя в руках, но голос срывается на последнем слове; я трясу рукой, все еще показывая на место, откуда аппарировал Дэвин, и пытаюсь понять. - Какого хуя он делал в твоем доме? Какого хуя ты раскрыл ему, где ты живешь, придурок ты ебаный?
- Тебе правда не стоило...
- Нет-нет, я всё ещё чувствую себя немного в долгу перед тобой за те артефакты. Так что, пожалуйста, перестань спорить? Это всего лишь чай.
Брэйди фыркает, но дружелюбно, принимает из рук Дэвина пакет. Его содержимое пахнет просто божественно, а стоит, наверняка, как половина Индии, где по словам Дэвина и были собраны эти золотые листочки да ягодки. Что ж.
- Может, ты просто забыл? - Брэйди уже убирает пакет в один из кухонных шкафчиков, тот, где постепенно полнится чайная колония. Ещё в том году Брэйди понял, что после чая с тревогой справиться куда проще, нежели после кофе, и теперь потребляет последний только в пылу работы, когда нужно не спать ночь. В остальное время - трава, и не та, к которой он пристрастен со школы. Её запасы множатся не в последнюю очередь усилиями Дэвина. - Ты давно отдал мне за них деньги. Ну знаешь, такие звенящие монетки?
- Да... - Дэвин мягко смеётся, прежде чем вдруг стать серьёзнее, ловя взгляд Брэйди. - Но я не чувствую, что этого достаточно. Я знаю, как дорого время для тебя сейчас... Между твоими клиентами и магазином Уэйда. Это уже не говоря об опасности. Спасибо, что сделал лишний крюк для меня.
Это просто благодарность, но грудь Брэйди наполняется теплом. Он кивает, и Дэвин кивает в ответ, улыбаясь.
- Но если хочешь, можешь заварить мне этот чай, и будем квиты. Пойдёт?
Дэвин задерживается всего лишь на четверть часа за чашкой душистого индийского настоя, но от одного его непоколебимого, искренне расположенного присутствия Брэйди становится спокойнее. Спокойствие. Как давно он стал придавать ему такую значимость? Он знает, с каких пор, и... несмотря на минувшее время, он лишь на пути к нему. Слишком о многом волнуется, слишком многого боится. До буддийского дзена... далековато. Но когда он рядом с Дэвином, он как будто может положить руку на непогрешимый метроном и настроить ритм дыхания под него. Снова поверить в то, что он способен не сбиться с пути, идти дальше. Ради себя, но и не только. Ради Виви: он должен присматривать за ней, а не наоборот. Ради Уэйда. Если бы Брэйди себе позволил, он бы беспокоился за него все 24/7: тот слишком много на себя взваливал и отказывался от помощи и совершенно не видел, что тонет в этом болоте, погружаясь всё глубже. Но Дурслю не нужно беспокойство. Ему также не нужен вспыльчивый Брэйди, чувствительный Брэйди, Брэйди-горячая-голова - ему нужен кто-то, к кому можно прийти в минуту моральной и физической истощённости, и кто не добавит к ней. Брэйди знает, что даже столь малое получается у него далеко не всегда. Но он будет стараться, пока не получится. Найдёт способ сделать всё так, как нужно. Найдёт эту грёбаную гармонию. Ему только нужно немного сил. И чая.
Дэвин мог бы аппарировать хоть из гостиной, но предпочитает "оставаться старомодным", - а потому Брэйди провожает его до порога; задерживается с ним на деревянных ступенях крыльца.
- Спасибо, что заглянул.
- Спасибо, что принял. Передавай привет Виви!
- Обязательно! - Брэйди улыбается и, не найдя иного способа выразить благодарность, обнимает его на прощание. Физический контакт всегда был для него проще и красноречивее слов. Дэвин обнимает его в ответ, и когда Брэйди отстраняется, ему чуть проще дышать.
Он видит Дурсля в следующее мгновение.
И сперва всё, что он чувствует, - это вспышка радости, яркая, как солнце. Господи, он так скучал. Уэйд не говорил, что будет свободен этим вечером - впрочем, он редко предупреждал о таком, никогда не зная наперёд. Именно поэтому так часто их встречи шли в рассинхрон, но и именно поэтому же они были настолько ценны. Бесценны.
Улыбка Брэйди становится ещё шире, светлее на пару сотен ватт, но - сползает с его лица, стоит ему только разглядеть лицо Уэйда. Что-то не так. Что-то совершенно чудовищно не так.
Дэвин быстро считывает, кто здесь лишний, и, коротко попрощавшись, аппарирует. Брэйди остаётся один со своей мгновенно всколыхнувшейся тревогой - и Уэйдом.
Он хочет было спросить, что случилось, но что-то сдавливает ему горло: он как будто догадывается даже прежде, чем эта информация на самом деле поступает ему в мозг; прежде, чем Уэйд выпаливает это, повышая голос с каждым словом и под конец срываясь на крик.
Брэйди замирает, как будто ему на голову уронили пыльный мешок; сжимает перекладину перил до побелевших костяшек пальцев.
Крик Уэйда отдаётся у него в ушах. Он не сразу может понять, что ответить. Он не может понять.
- Что... Уэйд, он мой друг. Я... - он теряется в словах и пропускает момент, когда тёмная волна обиды, нежданная, негаданная, подкрадывается сзади и накрывает его с головой. Он говорил Уэйду столько раз. Он говорил, насколько ему важно научиться доверять снова... О, но если бы его слушали! Нет, нет. Стоп, нельзя, стоп, тормози. Брэйди сглатывает, выдыхает. Говорит, максимально ровно, но смотрит в ступени, не на своего парня: - Я ему доверяю. Я был бы признателен за поддержку.
(Тем более, что всё, что я делаю, это пытаюсь поддерживать тебя.)
Внезапная мысль стреляет в голову, и Брэйди вскидывает голову, смотрит на Уэйда внимательно-встревоженно, быстро спускается со ступеней и подходит ближе, спрашивает осторожно:
- Уэйд, что-то случилось в магазине? Ты поэтому... - ведёшь себя как мудак? - Что-то произошло?
Он протягивает руку, что прикоснуться к любимому лицу, и не хочет в этот момент ничего больше, чем стереть эту ставшую постоянной складку между бровей.
Он не смотрит на меня - снова. Опускает голову как покаявшийся, как провинившийся, словно не может смотреть в глаза, и это ранит куда сильнее, чем все, что я увидел до этого. Это ранит - его нежелание вступать в диалог, его нежелание говорить открыто, его нежелание меня видеть, да черт, наши встречи за сентябрь можно по пальцам одной руки пересчитать! Это было ненормально для людей, у которых один круг общения, для людей, которые, блять, встречаются, и я знал это, но отказывался признавать, в конце концов, я сам зашивался и редко выползал на свет, я ведь знал, какой у него сейчас график и какая хрень происходит в жизни; только вот даже с Алексом я почему-то виделся чаще. Да что там Алекс, у него Джонни, это ясно, но я виделся чаще и с Никой. И с Джеймсом, и даже с чертовым Олдриджем, хотя казалось бы.
Казалось бы - и теперь я застаю его в этой душераздирающей сцене, крик раздирает горло, но я все еще сдерживаюсь, из последних сил сдерживаюсь, где-то наверху наверняка спит Виви, и ей сейчас совершенно не нужно знать, что происходит на пороге их дома. Я и сам предпочел бы не знать, так смешно, аппарируй я на полминуты позже и не увидел бы всего этого. Может быть и к лучшему.
Или нет.
Я столько херни наслышался про Дэвина, про то, какой он, мать его, замечательный, про то, какой он понимающий, блять, заботливый и все в этом духе, мне в голову начала закрадываться мысль, что это должно было произойти, рано или поздно, но я все еще не понимал, или просто не хотел понимать. Дэвин, закрадывающийся в жизни моих близких, отнимающий у меня этих близких, планомерно разрушающий всю мою жизнь, оборачивается и улыбается, желает хорошего вечера, издевается так, как может только ебаный сектант - с таким превосходством в глазах, что хочется разбежаться и разорвать ему горло. Ему повезло, что он аппарировал раньше, серьезно, просто повезло, задержись он и кровавая сцена была бы неминуемо. Но - обошлось.
Что не обошлось, так это мы с Брэйди. Он, наконец, поднимает глаза, подходит ближе, протягивает руку, и я, кажется, впервые в жизни вместо того чтобы податься навстречу отшатываюсь как от прокаженного; меня тошнит от него и от его прикосновений, даже от намерения; меня тошнит и мне больше всего хочется закончить все это, не видеть больше никогда его лица, развернуться и сделать вид, что я - это не я совсем, уйти из этого чертового города, сжечь все мосты и себя с ними заодно. Мне столького хочется, а приходится смотреть в его лицо, не то сочувствующее, не то презрительное, и за пеленой боли я, если честно, не вижу разницы.
- Случилось, - выплевываю я в это поразительно красивое лицо, в эти яркие глаза, в эти мягкие губы. - Только не в магазине.
Между нами никогда не вставало вопроса о доверии - ну может быть однажды, на третьем курсе, когда меня укусили и я действительно побоялся рассказывать, но больше, раньше - никогда. Он не думал ни единой секунды, раскрывая мне местонахождение своего дома, но думал ли он хотя бы немного, прежде чем раскрывать его Дэвину? Предполагалось, что об этом знают только самые близкие, и для меня словно бы никогда не было секретом, кто входит в этот круг, но на самом деле я никогда не спрашивал. Знают ли об этом Джеймс? А Норман? Тот же Олдридж, который как ни крути, для Брэйди всегда был более близким другом, чем для меня? Почему именно он, почему тот человек, которого два года назад он даже не знал? Чем он заслужил это доверие, безграничное по сути своей? Я не знал. Я не знал, и это убивало меня.
- Настолько ему доверяешь, что готов рисковать жизнью? Своей и сестры, да? - меня несет и я не могу остановиться, даже если бы захотел, просто не смог бы; слишком много боли накопилось за это время, слишком много невысказанных слов, слишком много обмана и недомолвок, и я больше не хотел терпеть все это. - Ему ты посвящаешь все свое время, из-за него я, блять, не вижу тебя месяцами? Ты игнорируешь меня и думаешь, что я этого не замечу? Я не идиот, Коллин!
Старое, школьное имя срывается раньше, чем я успеваю его поймать, и это словно бы добавляет градуса, Инсендио жжет ребра и то, что под ними, и вихрем меня несет дальше. Я не могу оторваться от этих лживых глаз, но картинка, над которой я бился все это время, начала выстраиваться - и меня пугало то, что я начал видеть в очертаниях. Я не хотел.
- Ты говоришь, что не можешь пойти со мной к Алексу и Джонни, но потом я узнаю, что ты был там в тот же день, ты говоришь, что занят, но потом я узнаю от Дарлы , что у тебя было собрание в твоей ебаной секте, ты говоришь, говоришь и говоришь, а теперь ты утверждаешь, что доверяешь ему, и я просто не понимаю, чем он заслужил такое доверие? Что он такого сделал, ты что там, с ним спишь, что ли?
Я не успеваю за потоком слов, за потоком собственных слов, и когда до меня доходит смысл, становится слишком поздно. Последний кусочек пазла становится на свое место, и волк воет от боли, обиды и жалости - я бы не хотел этого видеть. Я бы не хотел об этом думать, но это было так очевидно, а я был так слеп, и он, не желающий даже поднять на меня глаза, всеми силами говорил - ну же. Разуй глаза, придурок, тебе здесь больше не рады.
Замок надежд и мечтаний разбился вдребезги, дом надежды и спокойствия смазался и растерся как картинка, нарисованная пеплом, окрасился в черный и прекратился в тень. Мир окрасился в черно-белый, а потом снова, в секунду, стал цветным, ослепив меня жалкой свечой на пороге дома Брэйди. Жизнь оказалась терпкой на вкус, но даже если я не был готов, это должно было произойти. Слишком давно.
Я был слишком слепым, чтобы позволить всему случиться раньше, я жалел об этом.
Уэйд отшатывается от его прикосновения, его лицо искажено отвращением, и это как будто один боггартов на Гриммо, как будто Брэйди провалился в один из своих кошмаров: он замирает в страхе и непонимании и ждёт, когда наваждение закончится, но глаза Уэйда - больны, и так, так злы.
Слова - ещё злее, и боли - больше в стократ: он выпаливает их Брэйди в лицо, и тот невольно делает шаг назад, отпрянув. Собственное имя ошпаривает как кипяток: Уэйд столько лет не называл его так, в его устах оно - имя чужака.
Кошмар продолжается, Уэйда несёт как поезд, сошедший с рельс на полном ходу, прямиком в обрыв.
У Брэйди шумит в ушах, он не замечает, когда его начинает колотить - крупная дрожь сотрясает тело, и сердце бьётся как сумасшедшее. О спокойствии больше нет и речи: с его языка готова сорваться дюжина, сотня ответов, его глаза почти застилает пеленой, он почти срывается с обрыва вслед, но -
- ...ты что там, с ним спишь, что ли?
- он замирает над пропастью, но не уверен, что остаётся в живых. Со всей скорости влетает в стену, размазывается по ней некрасивым пятном из мяса, костей и крови.
Все ответные мерзости и упрёки исчезают из его головы, остаётся тишина - звенящая, как после выстрела.
Уэйд, Уэйд спросил его об этом, его Уэйд. Губы Брэйди невольно ползут вверх в неверящей усмешке - не может быть, чтобы это было взаправду, чтобы это было всерьёз. Но глаза Уэйда по-прежнему больны, по-прежнему - злы. Они ненавидят его, эти глаза.
Уэйд ненавидит его.
Брэйди всё ещё трясёт, когда он с трудом произносит:
- Если ты действительно слушал, что я тебе говорил, - слова даются так тяжело, он едва складывает их вместе, выдавливает из себя, - то ты знаешь ответ на свой вопрос.
Если ты хоть когда-либо меня слышал.
Если ты хоть когда-либо меня знал.
Если ты хоть когда-либо меня...
Он смотрит на Дурсля, ловит каждую реакцию, и - непохоже на то.
Ему одновременно хочется истерически рассмеяться, и разрыдаться, и он не может, не должен, не перед ним, не теперь.
Противный голос в голове шепчет, что ничего удивительного не произошло, разве что вышло интереснее, чем он думал, и будь у него в руках дробовик, Брэйди выстрелил бы ему (себе) в висок.
Он прижимает ладони к глазам, пытается дышать.
- Просто... просто уходи, - глухо. - Убирайся, катись к хуям, Дурсль, Мерлин, просто уходи и не возвращайся!
Тоже срываясь на крик и едва сдерживая истерику.
У Дурсля есть секунд десять, не больше. Чтобы уйти - или чтобы остаться, забрать слова назад.
Сегодня не день чудес, сегодня ночь кошмаров, так что Брэйди знает, что тот выберет, наперёд.
Слова срываются с губ, скачут куда-то вперед, тащут меня в обрыв, и мне страшно, мне страшно даже задумываться обо всем этом, это просто не может происходить, не в нашей реальности, не здесь, не сейчас. Все должно было быть не так, я должен был рухнуть в объятия любимого и любящего, мы должны были провести вместе те крохи свободного времени, которые у нас были, урывая их у действительно важных дел, зная, что придется потом за это расплачиваться, но понимая, что иначе просто никак. Мы должны были быть вместе, и он должен был любить меня так, как это было всегда, даже когда я не осознавал этого, даже когда он не осознавал. Всего этого не должно было произойти, это даже не выглядело как правда, какой-то обман, ложь, застилающая глаза; вот только ложью было все остальное.
Я смотрю на него и жду, все еще жду, что он скажет. Наорет, обзовет идиотом, придурком, спросит, какая докси меня покусала, да что угодно. Взорвется от негодования, вмажет мне по лицу, блять, что угодно. Он не делает ничего из этого.
Он смотрит на меня ровным взглядом и медленно проговаривает то, что я не хотел слышать. Если ты действительно слушал, - говорит он, и я вспоминаю все наши разговоры, наши разговоры об Истоках, о постоянных разъездах, - ты знаешь ответ на свой вопрос.
Я вспоминаю прошлый наш разговор, очередную попытку в разговор, пародию, когда он, как и сейчас, не смотрел мне в глаза, предпочитая отворачиваться, отмалчиваться и не говорить о важном. Я вспоминаю все слова, которые он говорил о Дэвине, и Мерлин, каким я был идиотом, действительно полудурком, неспособным увидеть хоть что-то дальше собственного носа - это ведь было так очевидно. Так заметно и так явно, я не удивлюсь, если все знали об этом, я не удивлюсь, если...
Я все еще не могу поверить, но это "тебе здесь не рады" бьет в голове набатом, и если я действительно слушал, я должен был понять все раньше, я должен был увидеть; он не может меня в этом винить, я бы никогда об этом не подумал, так держался за иллюзию о том, что все хорошо и лучше некуда, верил всей этой лжи, вырывающейся из его рта, кивал и упрямо пропускал мимо ушей все то, что он говорил о Дэвине, искренне думая, что вся проблема заключается в самих Истоках и в том, куда они могут привести Брэйди. Не думая ни о каком другом варианте, и теперь вот - посмотрите, картинка сложилась, ну не чудесно ли?
Нет.
Он не должен был винить меня в этом и перекладывать ответственность на меня, я не должен был верить в то, что не могло быть правдой, я не обязан был разгадывать бесконечные шифры и гадать на кофейной гуще, если уж ты все решил - будь добр, поимей совесть и расскажи все честно, не заставляй никого мучиться и догадываться, это так больно и так неправильно, вообще все это, и я по-прежнему не хочу, не могу в это поверить, но он не хочет даже смотреть на меня, и я - подчиняюсь.
Делаю шаг назад и позволяю пустоте отправить меня дальше. Прочь от надежд и мечтаний, прочь от надежд и спокойствия, прочь от планов на будущее, от веры в искренность и заботы, прочь от дома, в который Ника предлагала мне переселиться, в котором я провел ночи, полные ожидания и редкие минуты счастья, прочь от того, с кем провел большую часть своей жизни и планировал остаться до конца, от того, кого я любил и наверное продолжу любить навечно, от того, кто предал и кто никогда не делал этого раньше. Прочь от Коллина Гилроя Брэйди, человека моего прошлого, оставляя его наедине с тем настоящим, в котором мне не было места, потому что если уж таково его решение - я не собираюсь его оспаривать. Мы уже давно не школьники, чтобы перекладывать ответственность за свои поступки на кого-то другого, и если он действительно так решил - хорошо. Пускай так.
Пустота аппарации захватывает каплю холодного воздуха и меня целиком, и на мгновение мне кажется, что я сейчас задохнусь, не сделаю новый вдох, потому что просто некуда. Но жизнь продолжается дальше, как бы ни было это странно после случившегося, казалось бы, я должен был рухнуть на промозглую землю и больше никогда не встать. Легкие, сжавшись на мгновение, снова впускают воздух, и я, пусть и с трудом, но дышу. Учусь дышать заново.
Вы здесь » HP: Count Those Freaks » Завершённые эпизоды » it's only words