Вот только пустота никуда не уходит. Дышать приходится через раз, словно бы из-под ребер выдрали что-то жизненно важное, без чего функционировать оказывается чертовски трудно - мне хочется согнуться пополам и тихо умереть, забившись куда-нибудь в угол; я не позволяю себе этого, слабости не позволяю, хотя вся слабость, что у меня была, уже и так вылилась в место аппарации - я вижу перед собой дверь квартиры Вернона и стучусь в нее на автомате, ловя себя на том, что я делаю, только через пару секунд. Убираю руку тут же, но за дверью уже слышится шум - опоздал.
Сейчас уже поздно, Вернону наверняка завтра на работу, как и мне, как и всем нам, и я совершенно не должен нарушать покой своего брата, унарушался уже, на всю жизнь, три года назад мы ведь именно из-за этого рассорились, и только ссоры с Верном мне не хватало - оплот спокойствия и уверенности в моей жизни, он нужен был мне как спасательный круг, всю мою жизнь, сейчас - особенно. Если кто и мог научить меня дышать заново - не как сейчас, кряхтя и пытаясь выплюнуть собственное сердце - так это он.
Вся моя слабость в выборе места, вся моя жизнь в противоборстве слабостям брата и попыткам показать себя более сильным, более крутым, все эти попытки, которые привели в итоге к краху, мне начинает казаться, что дело все-таки во мне, раз взаимоотношения с людьми рассыпаются как карточный домик под дуновением ветра, и я вроде бы вооружился скотчем, последовательно приматываю их друг к другу и к себе, но на деле черт знает что получится, устоит ли и будет ли после всего этого тем, чем и должно было быть - карточным домиком? Я не знаю, я уже ничего не знаю, я так устал, я не спал уже почти сутки, но закрыть глаза для меня сейчас равносильно смерти, под сомкнутыми веками меня ждет та самая сцена, а его взгляд выжигает мне сетчатку до сих пор. Меня колотит, но я не подаю вида, стискиваю упрямо челюсть, я тут, блять, самый суровый оборотень Лютного, я не могу выглядеть по-другому и быть другим. Я не позволяю себе слабость даже тогда, когда дверь открывает заспанный и домашний Вернон, совершенно не ожидавший такого вторжения, и смотрит на меня сонными глазами, впрочем, без неприязни - достижение, которого я добивался целый год.
- Прости за вторжение, - тут мне бы улыбнуться, хотя бы криво, но не выходит; мышцы лица словно бы атрофировались, лишились способности показывать эмоции, да и эмоций, если честно, нет никаких, аппарация словно бы высосала из меня все, оставив тягучую пустоту, черную дыру в груди, которая разрасталась с каждой секундой все больше, того и гляди, поглотит Лондон, а за ним и весь Альбион. - Я сейчас... Я не могу быть один.
Это самое честное признание, на которое я способен, я говорю на надрыве, я чувствую себя на краю обрыва, хотя три минуты назад мне казалось, что я уже сорвался с него и разбился, и масса из крови, мяса и кишок никогда не станет живым волшебником снова. Стала, на удивление, и вот он я, стою на пороге своего брата, пытаясь объяснить, не объясняя, какого, собственно, хрена я делаю тут ночью. На улице начинает идти дождь, я слышу его через стекло подъезда, и, наконец, нахожу в себе силы поднять глаза.
- Мы с Брэйди кажется только что расстались.

Я благодарен Вернону за то, что он берет дело в свои руки - буквально, протягивает руку и затаскивает меня в темноту своей квартиры. На мгновение я прикрываю глаза и действительно верю в то, что могу позволить себе сейчас расклеиться, могу передать чертов контроль в чужие руки, выдохнуть хотя бы на секунду. Верн - отличная кандидатура для этого, серьезно, он по-прежнему был лучшим из людей, которых я когда-либо знал, и это даже если отмести в сторону все слова о том, что я субъективен. Вернону можно было довериться, ему в плечо можно было порыдать без последствий, вот только дело было как раз в том, что я не хотел рыдать.
Я вообще ничего не хотел.
Вскрыться, быть может - самое то.
Зарядить в себя Сектумсемпрой или еще чем-нибудь, вырвать эту тянущую боль из грудной клетки и зашвырнуть куда подальше - самое то.
Может быть, именно поэтому сейчас довериться Вернону настолько просто - сейчас, когда я не доверяю даже самому себе, брат кажется фигурой, которая действительно может помочь. Выстоять, не захлебнуться. Маяк, предупреждающий о скалах, внимание, здесь можно разбиться, разворачивайтесь!
Развернуться не выходит. Я сижу на диване, сложив руки на коленях, пусто наблюдающий за мельтешением Верна, не думая ни о чем - голоса, сталкивающиеся друг с другом, перекрикивающие, вваливающие мне в мозг тонны новой информации, наконец, замолчали. Я надеялся, что навсегда. Я не хотел думать о том, что произошло, но знал, что это неизбежно, у Вернона наверняка появятся вопросы, мне обязательно придется на них отвечать... снова переживать все то, что я пережил только что, или нет, я просто не знал, чувствовал себя механической куклой с этим тянущим... с этой пустотой внутри. Пустотой, которая жаждала больше, которая жрала меня изнутри и которую я никак не мог успокоить.
Мерлин, я кажется сейчас разрыдаюсь.
Вернон подоспевает вовремя, всучивает мне в руки какое-то зелье, которое я выпиваю залпом, и, кажется, становится легче. Совсем немного, но действие обычно постепенное. Я запоздало понимаю, что, вообще-то, не прибегаю к таким способом, признавая только два зелья в своей жизни - аконитовое и огневиски, и так же механически отмечаю, насколько должно быть все плохо сейчас, чтобы я не отказался от умиротворяющего зелья, но принял его как благо.
Все действительно очень плохо.
Мы действительно расстались.
Эта мысль не идет у меня из головы, крутится на повторе как заевшая пластинка, я вспоминаю, вспоминаю наше общее прошлое, вспоминаю все то, что мне довелось увидеть и услышать только что, все то, что происходило за последний год, и мне не обидно даже, мне просто непонятно - почему он не сказал раньше? Почему вынудил меня идти сквозь чащу к правде, которая всегда была на виду? За что он так со мной?
Что я сделал?
Я мотаю головой и смотрю куда-то за плечо брата, не зная, с чего начать. Нервно пожимаю плечом и опускаю глаза, сцепив пальцы.
- Ну, как люди обычно расстаются? Так и произошло, - говорю я, пытаясь добавить голову усмешки, но не выходит. Не выходит делать вид, что со мной все  порядке, не выходит делать вид, что это никак на меня не повлияло, и что мне не нужна помощь, делать вид тоже не выходит. Я тону, и только его присутствие заставляет меня еще хоть как-то держаться на плаву, не окунаясь с головой в ледяную воду, под которой только что скрылся наш Титаник.
Я отвлекаюсь на кота, провожаю его взглядом, чувствуя совершенно нелогичный укол обиды. Большинство животных терпеть не могут оборотней, чуют в них заведомо сильнейшего, агрессивного и жаждущего крови, и в этом, в общем-то, нет их вины - так и есть. Но обидно все равно. Я встряхиваюсь, все еще избегая смотреть в глаза брата, и снова пожимаю плечами.
- Наверное, можно считать, что мы друг другу не подходим.
Я умалчиваю о том, кто теперь подходит Брэйди и что я по этому поводу думаю. Не в последнюю очередь потому что не хочу позволять себе окончательно распасться, в первую - потому что мне невероятно интересно, как и когда он сам расскажет остальным.

Вернон говорит правильные вещи. Никогда к нас не было как у обычных людей, наш путь к "долго и счастливо" был слишком долгим и слишком путаным, мы оба разодрали руки в кровь и натерли мозолей на ногах, пока продирались через чащобу несказанных слов, непринятых эмоций и всего остального, но так уж вышло, что долго и счастливо оказалось совсем недолгим. Может быть, это просто судьба, карма-сучка за то, что я был мудаком слишком долго, или проклятие, или просто так случилось и никто не виноват - я не знал. Я не хотел винить никого, кроме себя, потому что серьезно, не я ли на него передавил? Не я ли переныл обо всем происходящем вокруг нас, зная, зная, что у него самого проблем не меньше, не я ли накинул ему работы, зная, в какой он ситуации?
Не зная, не догадываясь даже о том, для кого еще он выполняет заказ.
Не было ничего удивительно в этом, просто ничего, глядя на такого проблемного и постоянно агрессивного себя я бы тоже триста раз подумал, прежде чем связываться. Он просто устал, вот и все, и в этом никто, кроме меня, не виноват, он устал от постоянной агрессии, от постоянной усталости, от необходимости поддерживать и, блять, кто в этом может быть виноват, кроме меня? Я вынуждал его слушать весь этот треп о сраных оборотнях, о магазине, обо всем остальном и о, рассказывал ли он хоть что-нибудь в ответ? Да хрена с два, я только про Дэвина и слышал. Мне еще тогда следовало бы взволноваться, не было ничего удивительного в том, что он так возмутился, когда я сказал, что ничего не понимаю. Что тут, блять, было непонятного?
Все просто: Уинстон Дурсль настолько идиот, что не видит очевидного. Не видит, что он тут больше не нужен и не любим. Катись отсюда, Уэйд, катись к хуям и не возвращайся - так он сказал? Следовало бы сделать это очень и очень давно.
- Ты прав, - глухо отвечаю я Вернону, чувствуя его руку на своем плече и, едва не сорвавшись, прижимаю основания ладоней к глазам, чтобы не разрыдаться как девчонка. Хотя зелье вроде бы действует, пустота никуда не уходит, я чувствую себя балансирующим на краю и не понимаю, упал ли  уже и разбился, или еще нет. Дурсль Шредингера, смотрите на ваших экранах.
- Наверное, стоит сказать, что это я ему не подхожу.
Я и не подходил. Застрял в Лютном, пока Брэйди пошел дальше, пока он ударился в изучение и копил знания, я барахтался в неожиданно обрушившейся на меня проблеме. Чего я добился за это время? Квартира на Эбби Роуд сомнительное достижение, особенно учитывая, что я собираюсь оттуда съезжать. Магазин мне не принадлежит - и пока вообще никому, если быть совсем честным - а больше у меня за душой ничего нет. Если помру, никто не получит наследства, потому что его попросту нет. Он просто прошел эту стадию и пошел дальше, а я - застрял как муха в янтаре. И не было ничего удивительного в том, что произошло.
Я потерял его. Потерял и ничего не смогу с этим сделать - хотя бы просто потому что он ни за что не хочет вернуться, и черт возьми, я его за это не виню. Вернон однажды сказал, что я каждым своим появлением порчу планы, и если тогда я мог легко отмахнуться от этих слов, сейчас они заставляют задуматься. Может быть, так и есть. Может быть, так всегда было, просто я был слишком эгоистом, чтобы замечать это - даже сейчас я позволяю себе вваливаться в квартиру брата посреди ночи, хотя знаю, чем это может закончиться.
- Прости за... все это, - наконец, говорю я, пытаясь собрать себя по кусочкам в нормально функционирующего волшебника. - Я не должен был приходить к тебе так поздно, тебе завтра на работу, я просто отправлюсь домой и постараюсь поспать, наверное.
Я сомневался, что мне удастся поспать, но даже пить мне сейчас было нельзя - на завтра у нас была запланирована крупная сделка, и на ней нужно было быть в здравом уме и трезвой памяти. Хуже всего было именно это - ни напиться, ни забыться, хрена с два тебе, Уэйд, живи с этой болью, ходи с ней как со смертельной болезнью и надейся, что когда-нибудь тебе станет легче. Может быть, ты в это настолько поверишь, что перестанешь ее замечать.