Больно. Очень больно. Не столько телу, сколько душе. При мысли о Дирке ее начинало трясти. И это не было преувеличением. Она поднимала вверх руку, потому что это единственное движение, которое ей удавалось, и видела как ее рука дрожит, хотя, дрожит было наименее подходящим словом.
Больно было так, что хотелось свернуться в клубок и умереть. Хотелось много плакать, и даже желательно рыдать. И этот комок Дирка в ее душе, он казался таким огромным, всеобъемлющим, и несмотря на то, что их конец уже наступил, он все еще был там. Хотелось ударить себя в грудь. Еще раз, и еще раз, а потом еще раз. Чтобы выбить его навсегда из сердца.
Да, она уже некоторое время знала, что этот день так или иначе настанет. В том или ином виде. Но как всегда, кто мог бы предсказать, что он случится вот так резко, без предварительного звонка или, хотя бы, громовещателя. Чтобы Дарла могла забрать свои вещи, чтобы может быть могла написать длинное поясняющее письмо... Хотя, о чем она. Какие письма Дирку Принцу. Он бы даже не стал читать. Глубоко любил и ценил он, на самом деле, только себя. И, наверняка, даже сейчас все, о чем он думал, так это то, что "Дарла причинила ему боль, обошлась с ним несправедливо". Как давно он перестал смотреть ей в душу? Спрашивать, как она, проверять, что же в ней творится? Как давно она закрылась от него? Особых усилий стоило притворяться, что все в порядке при Фонтейне. Он, как цепная собака, охранял Дирка и каждую секунду подозревал всех вокруг, лишь бы те не навредили его любимчику. Любил ли он Дарлу хоть когда-нибудь, относился к ней как к чему-то большему, чем помехе?
Или все семь лет ее жизни оказались полным дерьмом? Можно обернуться назад и увидеть, что никому она не оставила в душе никакого следа.
Нет, ладно, Дирку-то оставила. Пусть попробует вычеркнуть ее из жизни, этот...
- ...ублюдок..
- Мисс Дарла, я вам что сказал? - раздается над ней недовольный голос. - Если вы продолжите о нем вспоминать, то мне придется опять вас усыпить.
И вот Дарла опять погружается в сон. В последние дни ей почти не давали бодрствовать, говорили, что раны ее слишком глубоки, чтобы она смогла вынести. Зря они так думали. Она Дарла Опра Дурсль и она переживет любое дерьмо, как бы сильно то не хотело ее убить. Потому что у нее есть незаконченные дела.
Дарла открыла глаза. Она впервые была одна в комнате. Девушка попыталась пошевелиться, и это ей тоже удалось. Ее удерживали магическими путами, чтобы она не шевелилась в последние два дня, но теперь их сняли. Она слегка повернула голову, рядом с дверью висело зеркало. Что интересно с ней стало? Дарле ужасно захотелось посмотреть на себя, в голове почему-то промелькнуло лицо Роула, когда она видела его в последний раз в Мунго.
Кое-как заставив себя сесть, Дарла немного передохнула, после чего опустила ноги с кровати. Так по-понемногу, шаг за шагом, действие за действием, она смогла дойти до зеркала, но тут же уперлась одной рукой в стену, чтобы не скатиться вниз.
- Ты выглядишь как дерьмо, - сообщила она себе хрипло и тихо, всматриваясь в эту девушку с серым лицом, спутанными в воронье гнездо волосами. - Нет, как дерьмо, на которое, которое кого-то вырвало.
Эта лестная оценка далась ей дорого, и Дарла опустилась на том месте, где стояла, чувствуя как кружится голова. Она посидела, закрыв глаза, после чего повернула голову влево. За окном стояла отличная погода, небо было голубое, яркое, яблоня цвела белыми ароматными цветками, где-то там жизнь продолжалась.
Дарла поняла, что ей нужно туда. К этой яблоне. Она хочет оказаться у нее. Когда Дарла чего-то хотела, она не откладывала. Опять поднявшись с большим трудом, она открыла осторожно дверь. Кажется, ей повезло и там было тихо, никого, кто смог бы ее остановить.
Приложив порядочно усилий, она наконец оказалась у яблони. Дарла коснулась ее ствола, осторожно вдыхая цветочный аромат, чтобы легкие не разорвало от ее усилий. Она подняла руку вверх, и сквозь ладонь и ветви посмотрела на солнце. Лучи тут же заиграли на ее лице, пытаясь ослепить, но она не закрыла глаз.
Ее босые ноги утопали в траве, пижама была какой-то глупой и не по размеру, но в глаза ей били лучи солнца, как бы говоря, что если есть у чего-то конец, то значит пришло чему-то начало.