Дирку даже не обязательно было начинать с чего-то типа "Привет, дружище!" или "Дорогой Агильберт, надеюсь, никто не доконал тебя в мое отсутствие". Он мог позволить себе начать письмо резко с того, что его не устраивало, и высказать всё свое негодование в первых же строках, чтобы не создавать иллюзию того, будто ему тут не так и плохо, как могло показаться. Ему было плохо в этой командировке и без этого, а теперь и вдвойне...

Дирк даже в письмах был иногда чрезмерно эмоционален, и, вероятно, даже хорошо, что у него как у уважающего себя волшебника не было никаких маггловских штук типа телефонов и прочего барахла. Иначе всем тем, кому он мог бы позвонить, уже бы лезли на стену, потому что Дирк явно негодовал, и это даже в письме было отчетливо ясно.

Дирк всегда достаточно болезненно относился к своему внешнему виду, и, вероятно, те, кто подослали эту кричалку с "сюрпризом" в виде рванувшего внутри баллончика волшебной краски, который весьма даже равномерно окрасил всего Дирка в подобие болотного огра, только более насыщенного оттенка, об этом хорошо знали. И ведь не поленились же найти Принца даже в такой дыре, как лагерь ликвидаторов близ раскопок какого-то очередного достаточно древнего и достаточного волшебного персидского города. И откуда выяснили-то только? Всё это было настолько абсурдно, насколько не вовремя - Дирку явно только этого и не хватало, чтобы окончательно приуныть. Он не слишком любил жару, когда в ней нужно было работать, и не слишком любил песок и камни, когда это не было пляжем. Так что территория древней Персии, а ныне - Ирана была просто комбо из того, что Дирк не любил. Вдобавок ко всему, поиски выдались довольно скучными и прозаичными, ничего по-настоящему интересного, а единственная опасность, которую они обнаружили, до обезвреживания сработала на этом придурке-местном, из-за которого всю группу гоблины из филиала банка посадили на карантин. Так они и застряли в этом своём лагере из волшебных палаток, спасибо, что хотя бы поближе к соленым водам Персидского залива, а не посреди древних развалин. Те, кто не успел схватить проклятие и пока не проявлял никаких особенных симптомов, могли хотя бы наведаться в ближайшую деревню, но там было настолько же скучно, насколько вообще было в этой поездке. И вот, в завершение всех неудач, гоблины только что продлили карантин, потому что никто не мог понять, удалось ли избавиться от этого привязчивого и заразного, как вирус гриппа, проклятия, окончательно или нет. А это значит, что Дирку предстояло задержаться в этих песках аж до самого Нового года. А что было вдвойне плохо - иранцы совсем не отмечали Рождество. Ни магглы, ни волшебники, кажется, вообще не знали о существовании чужих верований, кроме своих собственных. Чтобы не привлекать излишнего внимания, ликвидаторам нельзя было даже украсить лагерь. И даже внутри своих волшебных палаток нельзя было наколдовать себе какую-нибудь елочку с огоньками - дабы не оскорбить местных магов, если те вдруг решат наведаться. Просто сидите на месте, желательно, не двигайтесь. Дирк даже не слишком-то рвался в деревню, потому что его зеленые волосы привлекали куда больше внимания со стороны, чем даже обмотайся он праздничной мишурой весь целиком.
Видит Мерлин, он не хотел писать писем с нытьем, но ему просто нужно было кому-то пожаловаться - слишком уж неудачной выдалась и неделя, и вся поездка целиком.

- Мы планируем улизнуть в бар, - светловолосая и голубоглазая Андервуд из американского отделения Гринготтс постоянно удостаивалась косых взглядов местных из-за прорези в районе колена на джинсах и открытых плеч, на которых болталась майка с какой-то очередной дурацкой надписью, ткнула меня своим девичьим, но крепким кулачком в плечо. Смешная девчонка, дочка известных писателей и путешественников, выбрала деятельность столь похожую (и не похожую) на карьеры родителей одновременно. Наверное, я немного завидую тому, как у неё всё просто и складно. Мы сталкивались в нескольких командировках, и у меня за это время сложилось ощущение, как будто её вообще никогда и ничего не беспокоит. Я спросил у неё однажды секрет успеха, она пожала плечами и ответила, что в детстве её однажды украл кондор, а в другой поездке приняли за неизвестное божество туземцы с волшебного острова. Вопросы у меня как-то сразу отпали, я понял, что это где-то у неё в крови и для меня это недостижимые высоты. - Пошли с нами?
- Мне нельзя, Элфрик запретил, - скривившись, указываю на краску на волосах, которая отказывается поддаваться любым известным контрзаклятьям, и я уже почти смирился с тем, что придется стричься очень коротко. Но еще не настолько смирился, чтобы согласиться на это прямо сейчас ради перспективы сходить в бар.
- С каких пор ты такой законопослушный? - Андервуд смеется, и я понимаю, что она исключительно права, и дело, конечно, не в том, что мне не разрешил какой-то там гоблин, а в том, что мне просто не хочется. Нет настроения, нет желания, нет ни малейших побуждений к неконтролируемому состоянию накатить. Да, я точно болен. Не физически, разумеется, а эмоционально. Что-то внутри сломалось, если я добровольно отказываюсь от выпивки и веселья. Вероятно, это вот та самая хваленая ностальгия проснулась, хотя этого и никогда не случалось со мной прежде в командировках. С другой стороны, мне раньше не приходилось из-за этого пропускать какие-то праздники или даже банально дни рождения тех, кто мне был дорог. А теперь вот...
- Ладно, если что, найдешь нас в городе, - коллега отправилась восвояси, скидывая полог моей палатки вниз, и наконец-то жар с улицы, который едва начинал спадать на закате, ушел вслед за ней, а вокруг воцарился приятный полумрак, тишина и прохлада. Немного сырости тоже. Возможно, она поселилась в моем походном доме еще с прошлой поездки, но вывести её не получалось. Вот, как раз, убью свободный вечер поиском информации на тему того, что можно с этим сделать. Сейчас-то влага очень даже кстати, но кто знает, куда нас занесет через месяц, например?
А ведь это - первое Рождество после всех переломных событий, после масштабных перемен, которые теперь затрагивали очень многие аспекты моей жизни, и если с первым моим днем рождения в этом "после" мы уже разобрались, и друзьям удалось сделать его таким, чтобы я ни секунды не вспоминал о том, как было "до", то теперь... Призраки прошлого, как призраки Рождества из известного художественного произведения, уже топтались где-то на пороге, только и дожидаясь, как бы напомнить мне о всех моих грехах в уходящем году. О да, в конце концов, я никогда не претендовал на звание "хорошего мальчика". Вот мне и угольки нынче вместо подарка.
Сажусь в раскладное кресло, бесцеремонно закидывая ноги в развязанных тяжелых походных ботинках на рифленой подошве, на стол. Мой стол - что хочу, то и делаю. Здесь всё моё, гоблины дали мне эту палатку абсолютно пустой. На первый взгляд и не скажешь - тут всё слишком для меня просто, но я исключительно не заморачивался с обстановкой. Потому что никогда не воспринимал это волшебное жилище как дом. Мой дом не здесь, хотя вот такие моменты, как сегодняшний, иногда пытаются убедить меня в том, что я не прав. Но черта с два я соглашусь.
- Я уже сказал, что я не пойду в бар... - бросаю я с неким раздражением, даже не разворачиваюсь ко входу, но тут понимаю, что голос не принадлежит кому-то из группы. И следом понимаю, что голос я при этом знаю, и это заставляет меня расплыться в улыбке и, всё же, повернуть голову.
- Я не буду спрашивать какого дракла ты здесь делаешь. Не буду ругаться какого хрена ты вместо праздника выбрал вот это вот всё. И даже пропущу мимо ушей тот факт, что ты только что назвал меня требующим дополнительных украшений... - усмехаюсь, не спеша поднимаясь на ноги, чтобы перехватить бутылку из рук Агильберта и не глядя отставить её назад на стол, прежде чем сцепить руки в замок у него за спиной, притягивая к себе.
- Но я бы наоборот подумал о том, что лучше снять парочку украшений, - хитро прищуриваюсь, кивая на потолок над нами. - И потом, что значит, нет украшений. А это что? О, видишь, омела, какая неожиданность. Да, её не было там еще пару мгновений назад. И даже не спрашивайте как.
Мне в данный момент плевать, что мы в какой-то полнейшей заднице, из которой мне не выбраться, пока не снимут карантин.
Мне плевать, что нам запретили любые украшения даже внутри палаток.
Мне плевать, что карантинный лагерь ликвидаторов не очень-то место для гостей.
Мне плевать, что Агильберт впервые видит меня в этих походных условиях, в которых всегда (а в этот раз - особенно из-за дополнения в виде зеленых волос) страдает мой безупречный сил в угоду удобству и практичности, иначе от этого песка во всех, простите за подробности, местах не будет никакого спасения.
Мне плевать, что он вовсе не обязан был этого делать.
Он здесь и сейчас, в очередной раз притащился за моей, пусть и прекрасной, но привлекающей происшествия задницей на очередной край света, и кто бы мог поспорить с тем, что это самый лучший подарок, который мне когда-либо делали на Рождество?

Отредактировано Dirk Prince (2018-12-27 00:28:37)

- Чудо, ага, рождественское, - довольно киваю, получая этот самый поцелуй. Не могу назвать его долгожданным - я вообще не ждал такого сюрприза сегодня, даже надеяться не мог, посему это скорее неожиданное. Не могу назвать его и заслуженным, я не из тех детишек, которым приносят подарки за хорошее поведение, вряд ли я заслуживаю того, чтобы меня в принципе кто-то любил хотя бы в половину того, как любит Агильберт. Разумеется, я никогда не задумаюсь об этом и всегда буду считать, что едва ли не рожден для того, чтобы меня любили, да и отговаривать всех желающих это делать точно не буду, но по большому счету - не за что. Тем ценнее то, что Фонтейн сделал, что сделал для меня, для себя, для нас с ним двоих. Только и успеваю, что наложить чары запирания на вход в палатку, чтобы обошлось без незапланированных посетителей, потому что полбеды, если зайдет кто-то из своих, куда хуже - местные. Те точно не поймут. А дальше мне остается только сдаться во власть страсти, уже разгоревшейся в настоящий пожар где-то внутри из крошечной искры. И до чего же безумно приятно теряться в прикосновениях, поцелуях, горячем шепоте и сбивчивом дыхании, до чего необходимо улавливать среди всех звуков вокруг учащенный пульс, как африканские барабаны - есть в этом звуке что-то первобытное, первозданная мистика, чистая, как обрядная магия, такая же прекрасная, такая же чистая, такая же естественная, как происходящее здесь и сейчас. Если никто из писателей-волшебников еще не сравнивал секс с магией ему следует немедленно это сделать. И то, и другое - чистая энергия, превосходная над всем приземленным и пустым. И в том, и в другом - глубочайший смысл. Мое восхищение не нужно выражать словами, я прекрасно знаю, что Агильберт разделяет это мнение. То, как он всегда понимает меня - еще одна вещь, которой я, вероятно, не заслужил, но которая у меня есть. Наверное, это повод мне завидовать. Наверное, это та причина, по которой столь многие меня терпеть не могут - мне всё дается слишком просто. Хотя, наверное, в этом тоже есть свой секрет - я просто считаю, что это уже мне принадлежало с самого начала, а когда я во что-то верю - оно становится правдой, так всегда было. Хотя в данный конкретный момент времени мне не так и важно, что там было до и что будет после. Сейчас Агильберт всецело принадлежит мне, от и до, и тем слаще это обладание и все эти маленькие проявления моего собственничества, за которые, я знаю, мне ничего не будет.

- Если бы нас поймал кто-то из местных, нас бы, вероятно, четвертовали... Или какие тут виды смертной казни в ходу? Но они точно в ходу, тут совсем жесткие нравы, с нашими не сравнишь, - сейчас я в сладком расслаблении греюсь в объятиях волшебника, столь внезапно и столь желанно оказавшегося в моей палатке, бурча это всё ему куда-то в висок, обдавая его дыханием и своим шепотом. Не то, чтобы на улице было холодно, замерзать явно никто не собирался, но дело было явно не в физическом тепле, а в тепле душевном, что, говорят, самое главное под Рождество. Признаться честно, никогда не пытался понять, что за праздник такой, его слишком любили повсеместно, чтобы вдаваться в подробности, поэтому тут скорее был вопрос эмоций и каких-то мелких традиций, нежели какого-то глобального понимания происходящего, которое мне никогда и не нужно было. А эмоций в этом году было уже предостаточно. - Ну или прокляли бы чем-нибудь похлеще моментальной смертной казни за всякие несоответствующие их мировоззрениям делишки, - добавляю с коротким смешком. Меня абсолютно не заботит это "если бы", потому что этого "если бы" не случится. Но право же, сколько местных нравственных (да и прописанных где-то в кодексах тоже) законов мы нарушили одной своей шалостью? Это добавляло огонька, разогревая вновь. - Хуже только пойти взорвать пару праздничных хлопушек на центральной площади соседней маггловской деревни. Тогда точно все, получим звания местных демонов-нарушителей всеобщего спокойствия мирных жителей, - смеюсь снова, потому что такое звание вполне мне по душе.

- Нет, мне кажется это не так работает, - издаю какой-то неловкий хмык, пытаясь не вдаваться в подробности, но все же добавляю. - У кого-то и лучший мужик был, но что-то добрыми они не стали... Не собираюсь развивать тему, потому что сейчас она явно ни к чему. Она вообще ни к чему, мы перестали это обсуждать, потому что обсуждать было нечего. Это все в прошлом, как бы это прошлое иногда не решало поболеть. Даже если оно так делало, я последнее время предпочитал молчать и не говорить ничего, забивая ощущение горечи или злобы алкоголем, хорошей вечеринкой или просто сексом. Агильберт был прекрасным любовником, тут было даже не с чем поспорить, он действительно знает меня и безошибочно всегда угадывает все мои настроения и желания, поэтому в нашей близости может быть все - и нежность, и жесткость, и ощущение того, что обладаю я или обладают мной. Мне нравится это, это всегда очень вовремя и очень нужно, а все былые страхи уже давно остались где-то позади. Мне нечего бояться сейчас, на этом этапе, когда меня не пытаются обременять чем-то, чего брать на себя я не хочу. Возможно, страх вернется, если я пойму, что тут намечается что-то, что может опять сделать мне плохо или больно. Я не готов к очередному предательству. Точнее нет, не так. Я не готов потерять еще одного близкого мне человека. Но Агильберт не из таких. По крайней мере, мне хочется в это верить - он не предаст меня, ему слишком близко то, за что мы боролись и чего хотим. Он не откажется от идеи, а значит не откажется и от меня. По крайней мере, так мне кажется. А значит, я могу ему доверять. Сейчас он едва ли не единственный, кому я могу так доверять. И поэтому я могу доверять ему не только свои идеи, но и себя, потому что он ценит и это. А для меня эта оценка как топливо, на котором я существую и функционирую. Мне всегда нужно понимать свою важность, в этом есть что-то очень мотивирующее меня и заставляющее идти вперед. Будет нужно, останься такая подпитка - я пойду по головам и не остановлюсь ни перед чем. Это просто вопрос времени и необходимости. Однажды случится и так. Но я буду готов.
Готов так же, как готов сейчас к любым безумствам, потому что Агильберт верит в то, что они должны быть, и я тоже верю, вслед за ним.
Откидывая остатки своей сладкой ленивой дремы, которая уже собиралась поглотить меня в моем расслаблении, поднимаюсь на ноги вслед, в поисках одежды, которая разбросана повсюду, и, если бы даже тут в этих легких матерчатых стенах заколдованной палатки можно было бы заблудиться, можно было бы так же успешно найти выход, воспользовавшись предметами гардероба вместо хлебных крошек - точно дойдешь до того стола, на котором осталась моя футболка, что первая отправилась прочь за ненадобностью, и так и не открытая бутылка шампанского.
- О, а вот это очень кстати, - подбираю не футболку, а все же бутылку вперед, расправляясь с фольгой и пробкой, и прикладываясь прямо к горлышку, потому что не помню, есть ли у меня что-то, кроме единственной походной кружки, которая с недопитым чаем маячит на дальнем углу стола. - Просто прекрасно, кажется, я еще более готов к великим делам, чем мгновением ранее. Но нам все равно нужно быть немножечко осторожными. Местные вряд ли что-то смогут сделать, а вот уволить меня гоблинам ничто не помешает. А ты знаешь, что я люблю работу, да?
Втюхиваю бутылку в руки Агильберту, чтобы натянуть наконец футболку и сунуть ноги в ботинки. Хитро ему улыбаюсь, попутно застегивая свой ремень, и в специальной петле на нем закрепляя свою палочку. Не могу удержаться, чтобы не потянуться вперед и не прикусить Фонтейна за ухо, тихо рыкнув. У меня слишком игривое и заведенное настроение сейчас, чтобы отказываться от каких-либо предложенных им авантюр или думать о последствиях. Кажется, по мне за километр сейчас понятно, что у меня был секс, но разве меня это волнует? Пусть завидуют.
- Идем?

Когда все решено, а отступать - удел слабаков, я выглядываю наружу, чтобы оглянуться по сторонам и убедиться, что никто не вздумал посидеть у костра в центре лагеря ликвидаторов. Но нет, там никого нет, значит все ушли в бар, как и собирались. Дорога чиста, даже парочки гоблинов, которые только и делали, что приходили, когда "грязная" работа уже была сделана и совали свой нос в сокровищницы, а еще командовали всем происходящим, было не видно. Киваю удовлетворенно и выскакиваю наружу, ощущая на себе холод местных ночей. Днем в этой чертовой пустыне, где кроме песчаных пейзажей ничего не видно, жара и палящее солнце, а сейчас, ночью, едва стемнело и песок остыл, такой дубак, что изо рта вырываются облачка пара. Так что прихваченная со спинки стула у входа фланелевая рубашка очень кстати. А еще прекрасно по цвету зеленые клетки на ней гармонируют с моей челкой. Мерлин правый, Дирк, посмотри на себя. Ужас какой... Почему ты позволяешь себе выглядеть так, пусть и хрен знает в какой дыре? Потому что не страшно, что здесь кто-то увидит, вот почему. Здесь не нужно держать проработанный годами образ, стиль может подождать в угоду удобству только потому, что шанс встретить здесь знакомых из той, другой жизни, ничтожно минимален. Да и перед кем тут наряжаться? Перед Андервуд? Она вчера пришла и стащила такую же рубашку из моего шкафа со словами, что как раз такую и искала, но никак не могла найти, поэтому теперь это её рубашка. Да и оставшаяся часть группы могла отчудить что-то подобное. Возможно там, по домам, они были абсолютно другими. Возможно, та же Чарья красит губы яркой помадой, распускает свой высокий хвост в девичьи локоны и носит платья с каблуками. Но в экспедициях они проще. Здесь все проще. Нельзя сказать, нравится это мне или нет, но я однозначно это принимаю. И мне нравится это принимать, потому что это дает такой необходимый иногда отдых.
- Да, аппарируем. Только не здесь, - киваю снова, перехватывая Фонтейна за запястье и утягивая прочь из лагеря, подальше, за какую-то невидимую, но известную ему черту. - Гоблины немного параноики и считают, что всегда есть угроза того, что нас хотят обокрасть. Поэтому прийти в лагерь может кто угодно, а уйти нет. Но ты уходишь со мной, поэтому чары не сработали. А аппарировать они совсем не дают, но вот отсюда можно, - останавливаюсь, прислушиваясь к тишине, оборачиваюсь к Агильберту и опускаю ладонь ему на плечо, прежде, чем аппарировать вместе с ним. Не в город - на ближайший бархан. Мы, конечно, достаточно отчаянны, но падать магглам на головы прямо вот так сразу - это глупая идея. Мы собираемся нахулиганить и сбежать, а не огрести кучу свидетелей и провести остаток дней в какой-нибудь местной волшебной тюрьме.
Я знаю, куда иду. Я был в городке пару раз и знаю, где тут центральная площадь, на которой местные мужчины вечерами сидят, раскурив кальяны и разговаривают на какие-то свои темы. Идеальное место для диверсии. Умудряюсь обойти освещенные улицы так, что нам навстречу не попадается ни души, и останавливаюсь у забора какого-то дома, чтобы подтянуться, влезть на небольшой каменный приступок, и дальше, через забор, забраться на крышу. Сверху лучше видно. Остается только переползти на другую сторону, и вот она, эта площадь (ну ладно, не площадь, просто пятачок чуть шире, гордо именуемый площадью), как на ладони.
- Мы можем запустить вон в тех важных индюков пару снопов искр, - шепчу Фонтейну, который, кажется, прочитал мой замысел и только что подполз слева. - Либо завесить здесь всё вокруг разноцветными гирляндами. Или... Что еще? - мне кажется, мои идеи недостаточно грандиозны. Я люблю открытые протесты или масштабные, хорошо спланированные акции, спонтанные диверсии исподтишка - это не совсем мой конек, увы.