В особняке Сэйнта блестит даже гравий на подъездной дорожке. Барри неловко поправляет на плече сумку, пока идет мимо фигурно подстриженных кустарников. Сумка не тяжелая только благодаря чарам; в ней сейчас — вся его жизнь, все вещи, которые он решил забрать с собой из лофта на Трикл-Майн-Роуд. Их немного. Ему от этого не легче.
У дверей он встречает Марти. Оставляет шарф и теплую мантию, оставаясь в расшитом костюме, после секундной заминки решает не расставаться с сумкой.
— Сэйнт на крыше?
Сэйнт на крыше. Раскинувшийся там зимний сад с бассейном и собственной маленькой экосистемой не перестает изумлять Барри. Столько тонкой и сложной магии было затрачено, чтобы всегда сохранять здесь тепло? Иногда ему кажется, что и кустики или вечнозеленые, или зачарованы хранить этот кусочек вечного лета от любых перемен.
— Сэйнт? — Барри оглядывается и крепче сжимает ремень сумки на плече.
Сэйнта нигде не видно, но на одном из шезлонгов лежит полотенце. Барри воспринимает это как знак, что Сэйнт вернется. Значит, остается ждать.
Барри ждет. Он тяжело опускается на второй, бросая сумку рядом, откидывается на спинку и прикрывает глаза.
Он бесконечно устал — той отвратительной, всеобъемлющей усталостью, которая не дает уснуть. Сейчас ему это на руку.
«Твоей невесте в следующем году исполняется семнадцать, Бассам». Слова повторяются и повторяются в его голове, как бесконечное эхо в горах. Матери опускали глаза, когда он смотрел на них. Взгляд отца не выдержал уже он сам, изо всех сил пытавшийся не поправить шейный платок. Под ним старомодно прятался след от поцелуя — остаток ночного празднования, который Барри упрямо не хотел убирать заклинанием.
След давно прошел, но Барри все равно потирает шею и пытается отвлечься. Чистейшая вода в бассейне так и манит раздеться и нырнуть. Но пока нельзя: он пришел с серьезной просьбой. Если он сейчас разденется, разговаривать они с Сэйнтом не будут точно.
С другой стороны…
Барри ухмыляется и встает, стаскивает свой расшитый костюм, отстегивает от левой руки кожаный холстер с волшебной палочкой. Бросает все на свою сумку. После некоторых колебаний стягивает и белье.
Он прыгает с бортика.

Барри выныривает, когда ему совсем перестает хватать воздуха, убирает с лица намокшие волосы. Улыбается: то, что Сэйнт смотрит, он чувствует затылком.
Посмотреть — есть на что.
— Привет. — Барри лениво поворачивается и машет ему рукой. Наблюдает, в свою очередь, за Сэйнтом. Сэйнт на шезлонге и в кимоно выглядит как произведение современного искусства, высшее существо, для которого и одежда из чистого шелка — никакой не харам. Красивее он был бы только без всего. Барри прикусывает на мгновение губу, чтобы не разулыбаться во все тридцать два.
Проследив за взглядом Сэйнта, улыбаться он перестает.
— Нет. Не совсем.
Так странно. Он шел сюда в абсолютной уверенности, что Сэйнт ему не откажет. Сейчас ему почему-то страшно даже просить — настолько, что аж сердце бьется ненормально громко. Барри делает глубокий вдох и заставляет себя улыбнуться снова.
Если бы он не заметил блокнот на журнальном столике, он бы брызнул в Сэйнта водой и нырнул бы назад. Блокнот путает все его планы; блокнот священен, испортить его даже нечаянно — последнее, чего Барри хочет. Поэтому он просто ложится на воду на спину. Так у Сэйнта не останется шансов не заметить, что на нем ничего нет.
Вода в бассейне не соленая, но держит как в Мертвом море.
— Это долгая история, — говорит Барри грязному, привычно по-английски облачному небу над Вирджинией Уотерс. Скоро в тонкий купол над бассейном будет едва слышно стучаться дождь. Но это будет — там, а они с Сэйнтом — здесь, под защитой невероятного количества заклинаний, которые берегут их от жестокого мира снаружи.
Жаль, что магия не решает всех проблем.
— Если коротко, то в лофте я больше не живу. Хочешь полную версию — раздевайся и присоединяйся. Вода отличная сегодня.
Что-что, а эта шутка Барри не надоест никогда.

Без кимоно Сэйнт намного лучше, чем в нем. Барри видит краем глаза, делает вид, что ему не слишком интересно. Это очень тяжело. Особенно когда Сэйнт бомбардирует его версиями произошедшего, каждая из которых безумнее предыдущей.
Барри ухмыляется, но держит драматическую паузу. Наслаждается, как он себе говорит. Не признаваться же, что он тянет, тянет дьявольски и мучительно время, потому что ни в чем в этом мире сейчас не уверен?
Потом его обдает снопом брызг. Он возмущенно всплескивает руками, фыркает и выпрямляется уже в воде. И теперь уже — смотрит.
— Не взорвался, — начинает Барри с конца.
Сэйнт для него слишком хорош. Он подплывает ближе и встает наконец на дно ногами. Вода здесь, у бортика, достает Барри примерно до груди.
— Не сталкер.
Никому, к счастью, потрясающая идея сталкерить радиоведущего не пришла. Ну, если не считать Делакура, о котором думать в присутствии Сэйнта без халата и с ногами в воде думать Барри не хочет совсем.
Он улыбается сам себе и подходит к Сэйнту вплотную.
— Не миссис Хейзел и не докси. И даже не гриндилоу в ванне. — Барри отводит взгляд и ерошит себе волосы на затылке, чуть прикусив губу. — Я поговорил с отцом.
Они действительно поговорили. Он в жизни не повышал на отца голос, когда отдавал себе отчет в своих действиях, и в этот раз тоже не стал — не в присутствии мам, не так. От него ничего не требовали, ему не угрожали, ничего. Просто:
«Твоей невесте в следующем году исполняется семнадцать, Бассам».
«Я не собираюсь жениться».
— Поссорился, — поправляется неохотно Барри и криво улыбается. В следующее мгновение он уже бьет ладонью по воде, чтобы обдать Сэйнта фонтанчиком брызг, и отталкивается ногами от дна бассейна, отплывая подальше от неминуемого возмездия и не менее неминуемого продолжения этого разговора. Решимости не осталось примерно никакой. Сэйнт и так столько для него делал, с чего он взял, что тот пойдет ему навстречу и сейчас?
Почему в его жизни все так сложно?

«Что-то вроде того», — хочет сказать Барри. Засмеяться, брызнуть в Сэйнта еще водой, вернуться к нему, подхватить за пояс и утянуть наконец в воду — что угодно, лишь бы не отвечать и не говорить прямо. Зря он это затеял. И сумку зря сразу притащил.
Он растерянно моргает, глядя на Сэйнта. Напускная легкость рассеивается так быстро, будто ее и не было. Он не ослышался?
— Я…
Он не ослышался. Сэйнт предлагает ему остаться. Барри подплывает ближе снова, осторожно и медленно. Мало ли спугнет? Мало ли Сэйнт сейчас скажет, что это дурная идея?
Барри подплывает вплотную снова. Косится на Марти, опять смотрит на Сэйнта; обнимает его за пояс и тянет к себе так, чтобы Сэйнт почти сполз с бортика и прижимался коленями к его ребрам. Утыкается лицом ему в живот.
— В ту, которая с пастельными переливающимися занавесками?
В голове все кошмарно путается. Неудивительно, наверное: он впервые за эту дурную напрочь неделю чувствует хоть какую-то определенность. Что все не зря. Как ему в голову пришло дергаться? Сэйнт его не подводил никогда. Мог бы прийти еще неделю назад. Нет, он не жалеет, в Истоках действительно ему помогли, и он обязательно будет туда возвращаться, но…
Он идиот.
— Спасибо. — Барри легко касается губами его обнаженной кожи и вскидывает голову. Желание тут же исповедаться во всех грехах и сомнениях снедает изнутри не меньше усталости, с которой он уже почти сроднился. Он не поддается. Все еще боится, что Сэйнт не поймет. Или отзовет свое приглашение. В такой близости от Сэйнта он все испортить неудачно сказанным словом не готов. И отпускать не хочет. Сердце, только немного успокоившееся, опять начинает стучать чуть быстрее.
Барри выдыхает чуть громче прежнего, снова целует Сэйнта в живот выглядывает на секунду за его спину, чтобы убедиться, что они опять остались на крыше одни.
— Что Марти сказал на самом деле?
Барри знает Сэйнта достаточно долго, чтобы не поверить в покерфейс домовика.