Ради Деметры Дирк готов срываться хоть из Тимбукту, хоть с Южного полюса, да хоть с Луны, если его туда зашлют эти проклятущие гоблины. Он готов послать всех нахрен, даже учитывая, что его могли бы уволить после этого, и взять отпуск за свой счёт, только для того, чтобы никуда не уезжать сейчас, когда он нужен здесь, дома. Его не увольняют потому, что он хорош и потому, что и так недавно лишили жалованья двоих ликвидаторов, которые после этого (с чего бы это?) сами ушли, и если ещё и Дирка уволить - останутся с одним сотрудником, а выпускники Хогвартса в этом году решили, что Гринготтс предлагает недостаточно интересные вакансии.
Ради Деметры Дирк может перерыть весь Лондон, всю Британию, весь мир, да хоть отправиться на тот свет и обратно (потому что из ада его все равно выгонят через неделю за слишком отвратительное поведение). Что ей нужно - он все принесёт, даже если это «то, не знаю что». Даже если в лавке молоденькая продавщица будет смущенно хихикать и краснеть, после чего добавлять «Да все говорят, что это для сестры». Вероятно, он не заслужил бы премию «брат года», потому что не умеет читать её мысли, но если она о чем-то просит, он уже там, где это можно достать, договаривается с нужными людьми.
Ради Деметры Дирк может не спать пару суток, отчаянно борясь со сном, сидя в кресле в углу больничной палаты. Его будут выгонять все - и колдомедики, и Дарла, обеспокоенная тем, что он не ночует дома, и мать, которая видит, что он устал, что под глазами его пролегли темные круги, что ему реально не нужно ничего, кроме спокойного сна часов в двенадцать длительностью, и даже отец, сухо и стойко отстранённый от всего происходящего, просит его не доводить себя. Мистер Принц, на самом деле, любит своих детей. Всех до единого, но всех по-своему. И, наверное, только старший вызывает у него какую-то гордость. Правда, к счастью, ни отец, ни мать не знают про старшего всего. Им и не нужно. Когда-нибудь, когда они добьются всего, к чему стремятся, когда страна склонит головы перед их идеями и их авторитетом, тогда и будет время узнать. И, разумеется, для дополнительных поводов для гордости. Отец точно будет гордиться. А вот если узнает сейчас, а у Дирка потом что-то не получится - тогда Дирк станет его разочарованием. Не потому, что это затеял, а потому что не достиг своей цели. Этого он себе позволить, разумеется, не мог. Молодой Принц своих целей достигает всегда. И не откажется от них никогда. Разве что, ради Деметры. Ради Деметры Дирк смог бы отказаться от каких-то принципов, но она пока этого не просит. И хорошо, что ему не приходится выбирать.

Он не может смотреть ей в глаза, когда перехватывает какую-то сумку из ее рук - там внутри несколько книг, тапочки и ещё какие-то безделушки и ее девчачьи штучки, которые только могли ей понадобиться, и старательно избегает её взгляда. Он винит себя, исключительно себя в том, что не оказался дома раньше на каких-то полчаса, хотя и обещал.
Отвечает односложно и как-то отвлеченно, только чтобы не перескочить на какие-то нежелательные темы, заметно осторожничает, потому что боится что-то сломать - как четырехлетний ребёнок, который выпросил с верхней полки стеклянного лебедя и получил от мамы строгий наказ быть осторожным и не разбить украшение.
Принц погружён куда-то в свои мысли, из которых его выдергивает только тихое обращение по-имени.
- А? - отзывается он, останавливаясь в шаге от ступеней, ведущих на крыльцо дома. - Но мы же уже пришли.
Волшебник рассеяно пожимает плечами, хотя, разумеется, ему не составит труда аппарировать и к себе, но есть ли в том какой-то смысл? Он понимает, в чем причина, чуть раньше, чем слышит от сестры.
- О, за это ты можешь не переживать - они забрали Терри-в-квадрате и уехали в какой-то волшебный отельчик где-то на берегу моря, в районе Брайтона, кажется. Мы решили, что сегодня я с тобой побуду, а они вернутся завтра вечером, - он спокойно кивает, всё так же избегая прямого взгляда в глаза, разворачивается и поднимается по ступеням, чтобы открыть дверь и впустить Деметру вперёд себя. Конечно же, не они решили. Дирк решил и внушил всем, что именно так будет лучше. Он даже собственными родителями манипулировать научился, причём достаточно умело.

Родительский дом... Сколько воспоминаний он в себе хранит, сколько признаний, сколько ссор и сколько, вместе с тем, семейной любви и преданности, и как редко сейчас Дирк переступает этот порог. Не потому, что он не хочет, а потому, что вырос. У взрослых посещение родителей происходит по какому-то мистическому графику. Теперь у него тоже есть этот самый график.
- Что хочешь ужинать? - он согласен даже на маггловскую доставку, если она того захочет. - Выпьем? - встряхивая рукавом, чтобы поймать выскользнувшую из него палочку, Дирк короткими взмахами разбирается со всеми текущими вопросами - отлевитировать сумку на второй этаж в комнату сестры, приманить из собственной, сейчас заваленной какими-то детскими игрушками самого Дирка, Деметры и даже Терранса и Терезы, припрятанную там бутылку своего любимого гоблинского рома, распахнуть окна в гостиной, ведущие в сад, из которого доносится благоухание маминых цветов.
Дирк знает, что Деметре нельзя алкоголь, но уверен в том, что от небольшой порции с ней ничего не случится. Практически «терапевтическая» доза. Никто не узнает, некому запретить ему предложить, а ей - согласиться. В этом и заключается вся их простота - им до ужаса легко поймать одну волну, даже когда Дирк все ещё чувствует собственную вину, которая давит ему на плечи, заставляя неловко сутулиться.