Они стоят у кирпичной стены дома, на первом этаже которого - кафе, и столики вынесены наружу, и усатый хозяин суетится между ними: поток народа, как и всегда в похожий день летом, оказывается слишком большим для одного, к тому же неуклюжего, официанта - приходится помогать. Артемис и Максу совершенно нет до них дела: Арти хихикает в кулак, пока Макс втихую выводит палочкой на кирпиче их инициалы; заклинание врезается в камень неровными линиями. Ему эта затея наверняка кажется дурацкой, совершенно ребяческой, как и их глупая романтичная клятва, на которой тоже настояла Арти - но он не пытается провалиться под землю, не делает вид, что он сюда покурить отошёл. Вообще выглядит очень сосредоточенным за своим нехитрым делом и довольным жизнью. Кидает на неё лукавые взгляды, как будто они partners in crime, и она снова хихикает, не потому что ей смешно, но потому что крылья бабочек щекочат её изнутри, и она словно бокал шампанского, что искрит и ударяет в голову.
- Готово, - говорит Макс наконец, подмигивает ей из-под чёлки.
Арти кивает и проводит пальцем по ещё тёплым инициалам на стене: A.F. x M.F.
- Здесь, - торжественно произносит она, едва сдерживая улыбку, но она всё равно солнечными зайчиками скачет в её глазах, - мы встретимся через пять лет. Так и знай, Макс Фоули.
Он подаётся к ней, и они целуются, у той же стены, долго, пока на них не прикрикивает владелец кафе.

Она стоит у той же кирпичной стены, одна. Кафе открыто, и, как и в тот день, столики стоят снаружи, но в этот раз они почти пусты: на улице не дождь, но пасмурно, и холодный ветер разогнал всех по домам. Хозяин, с проседью в усах, грустит за одним из столов за кружкой едва ли чая. Артемис, как и пять лет назад, нет до него никакого дела.
Она смотрит на надпись, потемневшую, потускневшую со временем, но ту же самую: A.F. x M.F. Медленно проводит по ней пальцем, в этот раз чувствуя не тепло, но лишь холод камня. Она не знает, зачем пришла сюда сегодня. Считается ли клятва клятвой, если некому призвать тебя к ответу? Если тот, кто давал её вместе с тобой, точно не сдержит обещания.
Возможно, это её извинение, если бы она умела извиняться.
Она перестала приходить к развалинам дома, в котором он погиб; она не была на его похоронах, потому что не знала никого из его семьи (и не хотела гадать, сколько кусков её родного Макса на самом деле лежит в закрытом гробу). В годовщину она не устраивала поминок - разве что, попоек. Казалось, она похоронила Макса в себе самой и на могилу приходила туда же. Отдавать должное во внешнем мире казалось... непривычным. Чужеродным. Надуманным и притворным, да вот только...
Она обещала.
Палец замирает на выбоинах-линиях; Артемис закрывает глаза, делает вдох и на несколько секунд позволяет себе фантазию, которая, она знает, только сделает ей больнее, через мгновение или два. Она представляет, что день солнечнее, ветер - теплее, и она действительно ждёт того, кто обещал, как и она, через пять лет, в этот день, в это время, встретиться в этом месте.
- Артемис.
Его голос звучит в её голове так неожиданно, что она забывает сделать выдох, и не сразу понимает почему, что не так. Не так чтобы раньше ей не доводилось слышать его оклик в шумном пабе после пятого огневиски, не так чтобы её сердце не замирало при виде высокой фигуры в толпе, с такой же дурацкой чёлкой, как у него. Но в этот раз - иначе. Голос раздался совсем близко, так живо и по-настоящему, и всё же... Иначе. Не таким, каким она его помнила.
Артемис открывает глаза, заставляя себя дышать.
Артемис разворачивается и снова забывает, как это - впускать и выпускать воздух.
Макс, её Макс, Макс стоит перед ней, совершенно прежний, только...
Сквозь него видны столики, и качающаяся на ветру вывеска магазина напротив, и брусчатка Косого Переулка.
Её сердце, зашедшееся было стуком, падает. Она знает, что произойдёт, но всё равно делает это: протягивает руку, и она проходит сквозь его грудь, и Арти одёргивает её, как ошпаренная, чувствуя подступившую к горлу тошноту, не чувствуя ног. Отступает неверно назад, оказываясь у самой стены, упираясь спиной.
- Ты... - сбиваясь. - Ты призрак.
Как будто требуется подтверждение. Ей - требуется. Подтверждение того, что она не сошла с ума. Она поворачивается к столикам кафе, надтреснуто окликает:
- Эй!
Владелец кафе неохотно поднимает голову, смотрит на неё.
- Вы его видите?
- Что? - тупит хозяин кафе, и Арти готова то ли расплакаться, то ли вцепиться ему в лицо.
- Вы его видите? - она тыкает пальцем в сторону Макса, туда, где был Макс, где мог быть Макс, где совершенно не мог быть Макс, и старается не думать о том, что могла ткнуть его в глаз. Старается не думать о том, что не увидит его, когда повернётся обратно. Старается не думать о том, что там изначально никого и не было.
Хозяин кафе хмурится, кажется, и усами тоже, после чего изрекает:
- Мадам, у нас старые порядки, мы рады всем гостям, и привидениям тоже. Покуда есть, кому оплатить заказ.
Арти выдыхает со смешком, хотя ей совсем не смешно, и не знает, рада она или в ужасе или...
Когда она переводит взгляд на него снова, Макс стоит всё там же, мучительно такой же, каким она его помнит, помнила всё это время, и ей - или ей, глупой девочке из прошлого - так хочется его обнять, прижаться всем телом, но кое-что не изменилось: она всё ещё больше никогда не сможет этого сделать.
- Почему сейчас, - спрашивает она без вопроса в голосе, но с непрошенной дрожью. Её пальцы прижимаются к стене позади неё, неровной и шершавой. И: - Где ты был.
Всё это время.
Пока я тебя (не) ждала.

Это всё ощущается как какой-то дурацкий сон, и о, Артемис есть с чем сравнивать.
С момента, как Макс умер... нет, нет, гораздо раньше, с момента их знакомства и, иногда, порой, до сих пор, он часто навещал её во снах. Иногда - скользил тенью, неясной фигурой на переферии, и, лишь проснувшись, Артемис понимала, кто это был, в уголке глаза, размытыми очертаниями. Чаще - был их главной звездой, и тут уже жанры разнились. Это могли быть спокойные, солнечные сны, где они с Максом просто проводили время вместе, и он гладил её по волосам и целовал в макушку - или шёл с ней под руку по улицам Лондона - или бежал вместе с ней, смеясь, по полям её детства. Это могли сны об их близости уже совсем иного сорта, в которых Арти переживала заново уже не только нежность, но страсть, его в себе, и то, как Макс склонялся над ней, шепча её имя, а она обвивала его ногами, прижимаясь ближе. Ещё больше было снов, где Артемис бежала к нему со всех ног, как когда-то, только в этот раз - зная, что произойдёт или уже произошло, искала его, звала, но всегда безуспешно, всегда - не успевая и не находя.
Нашла теперь. Нет, не так. Он её нашёл. И именно этим реальность отличалась ото всех её кошмаров и сновидений.
Артемис смотрит на него, и это так странно - она видела призраков раньше, но никогда не встречала их прежде живыми, и поэтому, да, так странно - видеть его насквозь, понимать, насколько эфемерно, нематериально само его присутствие, которое магглы бы даже не смогли увидеть. И всё же, откуда-то раздаётся этот голос, его голос. Слишком живой для мёртвого мальчика.
Мальчика... Ей почти столько же теперь, сколько было ему, когда он умер - стукнет в ноябре.
Она смотрит в его лицо и понимает, что давно его забыла.
Нет, конечно же, не совсем. Но человеческая память несовершенна, и годы отобрали у его портрета в её воспоминаниях остроту черт, оставив лишь общее впечатление и мелкие любимые детали вроде едва заметной родинки у глаза. Её совсем не видно теперь: он для этого слишком прозрачен.
- Захотела бы? Я не знаю, - говорит Артемис, не убирая вызов из голоса - забыв, как это делать. Но правда в том, что она знает. Она захотела бы остаться с ним. Плохо это или нет? Она уже не сможет проверить. Пожимает одним плечом. - Моя жизнь всё равно разрушена.
Произносит это без патетики, как будто это правда, и, лишь пост фактум, понимает, что так и есть: несмотря на "Кружку" и их общую цель, придавшую её существованию какой-то смысл, она до сих пор считает именно так. Забавно.
- Почему сейчас тогда? Зачем ты пришёл сейчас? И не говори, что ради этого тупого обещания. В чём смысл беречь меня от своего посмертия пять лет, чтобы потом просто... объявиться?
Она нападает, она ловит вдруг себя на этом, опять нападает, даже повысила голос, и -
Макс должно быть помнит её совсем другой.
Эта мысль внезапно останавливает, отрезвляет. Шок всё ещё не отпускает её, она ведь получила его назад из мёртвых, как мечтала так долго и так отчаянно, и вместе с тем - как будто хоронит его заново. И всё-таки - он действительно здесь, так или иначе, а она словно пытается заставить его уйти. От мысли, что он может послушаться и сию же секунду раствориться в воздухе, горло Артемис сжимается. Она делает глубокий вдох через нос и отталкивается от стены.
- Не слушай меня. - и: - Ты сказал, тебя выгнали родители. Где ты был всё это время?
Зеркаля вопрос, который она уже задавала, но имея в виду теперь другое. Ей совершенно нечем занять себя, свои руки, которые больше всего хотели бы обнять его и забыть обо всём, поэтому она засовывает их в карманы и предлагает:
- Давай прогуляемся.

Отредактировано Artemis Faye (2019-04-20 17:23:27)

Они идут вдоль улицы, неспешно, потому что Косой переулок не бесконечен и заканчивается выходом в маггловский мир, так что им придётся повернуть назад - если Артемис, конечно, не мечтает сойти за сумасшедшую, ведущую беседы сама с собой.
Они идут вдоль улицы, неспешно, потому что им совершенно некуда спешить. Максу - так точно.
Артемис слушает его, и это какой-то новый сорт дежа вю, для которого не придумали определение даже немцы и скандинавы, у которых на всё найдётся меткое словечко. Артемис вспоминает человека, которого успела забыть больше, чем думала; словно рисует свежими, яркими красками давно потускневший и размытый дождём портрет. Краски яркие, даже несмотря на то, что сам Макс - нет. Она всё равно каждый раз с трудом открывает взгляд от его полупрозрачного лица, а потом вновь поворачивается к нему, когда он делает паузу, подспудно боясь, что он замолк, потому что исчез.
Видеть, слышать, как он смеётся… Завязывает ей что-то узлом в животе, кажется, - так это грустно, так непонятно ей. Для неё тоже прошло немало времени, но с этим появлением его смерть для неё снова - нет, не сиквел трагедии, но её отчётливая реплика. Ей сложно понять, как вообще можно научиться смеяться над этим. Она никогда не сможет.
Вопреки собственным мыслям, впрочем, она усмехается, сглатывая. Засовывает ладони в задние карманы джинс.
- Каркитт Маркет, ха, - говорит размеренно. - Ты мой сосед, значит.
И вот как, как это могло быть - что он всё это время был так близко, и она не знала об этом, и он не говорил ей? Она хочет на него злиться, но только поднимает глаза - и ей снова слишком грустно, и злость тухнет, как затушенный дождём фитиль.
Его слова о контракте комом застревают если не в его, так в её горле. Любовь Макса к музыке, его верность ей, была тем, за что в том числе юная Артемис Фэй влюбилась в него когда-то. У неё, вчерашней шестикурсницы, не было никаких смелых чаяний и грандиозных планов на жизнь - не было ничего, что она могла бы назвать призванием. Она училась, старалась, иногда ленилась; какие-то предметы нравились ей больше, какие-то меньше, но страсти не было. Ни к чему эфемерному, по крайней мере, идее или мечте. Макс же, старше её на столько лет, вместе с тем решительно отличался от прочих “взрослых”: его глаза загорались всякий раз, когда он говорил о музыке или играл ей, Арти, что-то своё или чужое. Беря гитару в руки, он как будто терялся в другом мире, отделённом от её невидимой завесой, но Артемис не ревновала его к нему - только влюблялась ещё сильнее.
Он стал бы великим, она знает это даже теперь.
Он никогда не бросил бы играть и стал бы великим. Многие полюбили бы его так же, как она когда-то.
Но она не говорит ему об этом теперь. Нет нужды напоминать ему о том, что он потерял, её устами - он едва ли забывает и сам.
Вместо этого она цепляется за другое, зачем-то:
- Да, расстроились… - повторяет с невольной иронией, не так чтобы для кого-то смешной. - Преуменьшение века, приятель. - Но об он тоже должен знать, да? Хотя бы догадываться. Или лучше ему не стоит?.. Она и сама не хотела бы больше встречаться с Артемис той зимы, того Рождества, хотя с каждым их общим шагом, её слышным и его - не касающимся мостовой, она чувствует, что та Артемис, пульсирующий комок скорби, боли и агонии, становится всё ближе. Тоже, как тенью, как призраком, что грозит войти в её тело обратно и дальше идти вместе с ней. С ними. Артемис не знает, рада ли возвращению. Поэтому меняет тему.
- Я видела твою сестру как-то, - ...такая себе смена темы. Что ещё она может сказать? Это была мимолётная встреча. Артемис узнала Октавию и замерла в потоке людей и проводила взглядом. Октавия просто прошла мимо. Вот и всё. - Рада… что ты не один.
Внезапно - шутка, которая кажется весёлой уже для неё, и Артемис фыркает.
-  Выходит, мои отношения с сестрой хуже, чем у тебя с твоей, а ведь ты мёртв! Очень показательно.

Возможно, он был прав. Она думает об этом внезапно, хотя не спешит признать, но… Возможно, он был прав, что не появился сразу - после того, как умер. Когда он произносит это: “...не дает как следует попереживать...”, это лишь звучит иронично, но никакой иронии здесь, как и во всём их разговоре, нет. Теперь, когда та, прошлая Арти, так близко, Артемис может живо, даже слишком, представить себе, что же было бы, если бы вместо недель чёрной, как бездна, скорби она была бы вынуждена ещё и свыкаться с его… как он это называет? Посмертным существованием. Макс мёртв - но Макс жив. Нет, Макс не жив - но и не мёртв. Мёртв, но не… Замкнутый круг, без ответа, попытка найти логику во время, когда тебя саму раздирают изнутри когтями чувства. Она могла бы сойти с ума наверное. Возможно… она прогнала бы его сама. Правда ли возможно? Скорее всего, наверняка, он сто раз пожалел бы, что открылся ей.
И всё-таки, у неё был бы друг.
Ей пригодился бы друг в годы после. У неё была Джимми, да, но… От живых сбежать куда проще, чем от призраков прошлого - уж это Артемис хорошо усвоила.
Она вздыхает в ответ на закономерный вопрос: не знает, откуда начать.
- Что ж, у нас с ней… Непримиримые разногласия, - на этом можно было бы оставить, не вдаваться в подробности. Но к чему ей скрывать что-то от Макса? Он открыл ей сегодня, что стал призраком. Ни одна из её новостей не сможет это перебить. - Пару лет назад на дом наших родителей напали магглы. Они… Я не знаю, что они сделали с мамой, но она теперь в отделении Мунго для душевнобольных. Скорее всего, навсегда. - Говорить об этом сложно до сих пор - возможно, потому что в обычной жизни она предпочитает этого не делать. Предложения получаются рублеными, голос становится жёстче; малышка Арти с солнечного дня пять лет назад - всё дальше. У сегодняшней Артемис глаза тёмные от незатухающей который год злости, твёрдая линия челюсти и сжатые губы человека, отвыкшего смеяться. Она помнит слишком много дерьма и не может его отпустить. - Отец пытался наказать их и убил одного. Жаль, не обоих. А Афина… Ну знаешь, она ведь хит-визард. Могла бы помочь ему, могла сделать хоть что-то… Но вместо этого она дала его арестовать. Он теперь в Азкабане. А она всё такая же послушная собачка правительства.
Артемис вдруг ловит себя на том, что, пока рассказывала, перешла на быстрый шаг, и они почти дошли до конца улицы. Она останавливается. Поворачивается к Максу, но всё ещё не смотрит на него. Пытается унять колотящееся от привычной ярости сердце, выдыхает её в холодный воздух.
Близость к нему, к прозрачному не-мёртвому Максу действует неожиданно успокаивающе: её прошлое не кажется незначительным рядом со смертью - есть вещи и страшнее, но. Но.
Она думает: вот как могло бы быть, если бы я могла пережить это с ним тогда? Вот как было бы, если бы он был рядом? Возможно. Возможно, нет. Опять же, уже не узнать.
Можно лишь спросить о будущем - что она и делает.
- Ты останешься… теперь? В моей жизни? - Она не хочет, чтобы это звучало как просьба, поэтому резко добавляет: - Если не захочешь, если это было просто… данью традиции, я не держу.
Нынешняя Макс давно забыла, каково это - признаваться в том, что ей нужна помощь. Даже прошлая умела это неважно. Но во имя глупого обещания, данного пять лет назад и того, что они оба его сдержали вопреки всему, она находит в себе силы тихо добавить:
- Но я была бы рада, если бы ты остался.