Признаться честно, никогда не понимал, зачем магам все эти праздники магглов, как будто самостоятельно у нас не достаточно фантазии и, так скажем, «дней силы», так почитаемых древними шаманами и волхвами, которые можно с таким же успехом наречь праздниками и отмечать, абсолютно не поддаваясь этой маггловских глупой лихорадке, которая называется у них «предпраздничная суета». Болезнь эта заключается в том, чтобы бегать по каким-то торговым центрам и скупать всё тематическое. Уродливые свитера и елочные игрушки под Рождество, тыквы и карнавальные костюмы на Хэллоуин, кролики и яйца на Пасху, вот сейчас, пожалуйста, всё так и пестрит перевёрнутыми жопами. Что-что, сердечки, говорите? Да нет, сердце человека или животного не так выглядит. Совсем не так. Впрочем, сейчас это не имеет значения. И магглы, и, самое отвратительное, волшебники тоже - всех поглощает эта розово-сердечная болезнь. Лично мне противно. Разумеется, когда магия будет править миром, а мы будем ей в этом помогать, у нас будут новые праздниики. Как насчёт дней равноденствия или солнцестояния? Всяко лучше дня святого Валентина. Кто такие эти святые вообще? Не волшебники. Вымысел. Фикция.
В магазине утром прошлого дня веду себя непредсказуемо. Вижу уродливых плюшевых медведей - покупаю сразу двух. Кажется, эта лихорадка заразна. Спешу убраться домой - не хочу никого видеть, но одного уродливого медведя дарю Деметре. Так, чтобы порадовалась - этот медведь слишком уродливый, он точно ее обрадует! Второй... Второго зачем-то притаскиваю домой.
Он пригодился мне внезапно, позже вечером, когда я, отправившись в Косой в лавку с зельями, чтобы пополнить какие-то мелкие запасы зелий «на каждый день», наткнулся на Эйвери и, абсолютно без задней мысли пригласил её пропустить по стаканчику, Потмоу еще по одному, и еще... И так до тех пор, пока мой опьяневший порядком мозг не отметил, что Моргана используется какие-то недвусмысленные жесты, прикосновения и намеки, может даже сама того не замечая. Спустя минут десять я обнаружил нас в своей спальне. Мне бы, возможно, прекратить это все прямо там и тогда, но пьяный мозг подкидывает мне какую-то мелкую обиду, которая тронула меня с неделю назад. Агильберт даже не заметил, а я с утра на трезвую голову даже не вспомню, что именно он сказал или сделал, что меня задело, но вот тогда, именно в тот момент, эта обида показалось мне очень и очень ощутимой. Нет, разумеется, это не было какой-то местью или еще чем-то. Просто я решил, что раз Агильберт не хотел делать по-моему (Мерлин правый, что же там такое было-то?), то я имею право не делать так, как хочет он. Слишком запутанная логика, сейчас с утра я не могу сказать, что я жалею о содеянном, но понять до конца тоже не могу. Впрочем, все было нормально.
Нормально ровно до того момента, как Эйвери влетела в спальню, наскоро оделась и убралась, не удосужившись даже выйти за входную дверь, соблюдая правила хорошего тона. Наверное, стоило озаботиться об анти-аппарационных чарах на весь лофт, как меру дополнительной безопасности. Не от Эйвери, конечно, а в принципе. Мне остаётся только проверить свою догадку насчёт того, что кто-то пришёл, и выйти «в свет», на ходу застегивая рубашку.
- А, кофе, спасибо, - перехватываю стакан, падая поперёк кресла и поворачивая голову, смерив взглядом Агильберта. - Это не то, что ты хочешь знать, - прищуриваюсь, прикусив нижнюю губу. - Да брось, что такого произошло?
Да нет, я, вроде бы, понимаю, что произошло, но признаваться в том, что я не прав? Это выше меня.

Я слишком хорошо его знаю, чтобы не верить ни одной улыбке, ни одному смешку, ни одной фразе, которые действительно звучат достаточно искренне, и кто-то со стороны мог бы подумать, что все действительно обстоит так, как выглядит, но я чувствую, на каком-то клеточном или подсознательном уровне, где-то совсем не на поверхности - чувствую его гнев, который смешивается с привкусом горечи. И я знаю, что у него есть на это полное право. С другой стороны, я отказываюсь признавать свою вину. Я, в конце концов, не собственность. И у моего поступка есть куда более глубокое объяснение, чем я сам себе пытаюсь дать.
- Ты думаешь, это было проверкой того, есть ли кто-то лучше тебя? Ты ведь и сам знаешь ответ, да? - рывком поднимаюсь на ноги, перехватывая свой кофе, подходя к стойке и свинчивая крышку с горлышка бутылки с ромом и щедра добавляя в стакан, безмолвно трясу бутылкой в воздухе, вопросительно кивая Агильберту - но тот на меня не смотрит, поэтому я просто приношу бутылку ближе, ставлю перед ним на столе - большой мальчик, сам разберётся, хочет он выпить или нет, и возвращаюсь на своё место, чтобы так же абсолютно расслабленно вытянуться, отчаянно где-то внутри пытаясь побороть это ощущение повисшего в воздухе гнева и недосказанности.
- Никого лучше нет. И не было, - неловко замолкаю, потому что каждое упоминание Дарлы, а это было именно им, пусть я и не назвал имени вслух, все еще отзывается где-то внутри, только уже не болезненным уколом слева в груди, а слепой яростью. Нет боли, есть одна только злоба, и это единственное чувство, которого достойны предатели, вроде неё. Остальные чувства слишком дороги, чтобы растрачивать их настолько попусту.
- Только вот дело совсем не в этом...
Я замолкаю, потому что не знаю, как сформулировать все то, что я чувствую, как признаться в своей трусости, в своей слабости? Я себе-то в этом не признаюсь. Не признаюсь в том, что эта глуповато выглядящая и вообще не обязательна измена была попыткой упростить жизнь себе в первую очередь. Попыткой показать себе, что я не зависим ни от кого, что мог спать с кем хочу, и не думать, что связан какими-то обязательствами с одним человеком. Поэтому мне так просто сейчас делать вид, что ничего не произошло, так просто утверждать, что я не изменял. Я заранее занял позицию того, что у нас и не было никакого романа или чего бы там ни было еще. Только секс. И наша дружба, которую, как мне всегда казалось, уже ничем не испортить. И ничего больше. Потому что я уже однажды имел неосторожность кого-то любить и заботиться о ком-то из-за этой любви. Чем это все закончилось всем вокруг и без моих признаний известно. Я просто трус. Паршивый трус, который боится привязаться к кому-то снова, потому что боится, что все закончится ровно так же, как закончилось до этого - очередное предательство сломает меня окончательно. Если и первое-то было близко к тому, чтобы это сделать, то что говорить о том, что будет, если это произойдёт снова. Меня только вытянули из всего этого дерьма - я только перестал срываться, когда оставался один, перестал пытаться залить тупую боль и дыру в груди алкоголем, послушался Деметру и сходил на консультацию к колдомедику, который назначил мне какие-то укрепляющие и снимающие напряжение зелья, две недели вообще не пил и не ел всякой дряни, и мне правда стало значительно лучше, что позволило в конце концов, вернуться в какой-то нормальный режим жизни, стать наконец не жалким подобием себя, а сами собой - даже без Дарлы, потому что я всегда был индивидуальностью, и без неё рядом я тоже прекрасно могу существовать. Мрачные времена остались позади и я просто боюсь повторений. Поэтому иду и сплю с Эйвери. Поэтому, наверняка, это не последний раз, когда я так делаю, тем более девчонка явно в восторге от всего происходящего, и этим можно воспользоваться в своих целях. Все ради того, чтобы не чувствовать себя зависимым от одного конкретного человека - «распыляясь» на нескольких сразу намного проще, потому что так это просто секс и от тебя, вроде бы, не ждут ничего другого. Я хочу, что Агильберт это понял для себя - и не ждал от меня ничего другого. Потому что я боюсь, что если он и дальше продолжит ждать чего-то, я сдамся, с дам слабину, я бесповоротно стану ему верен, а он потом предаст меня ровно тогда, когда я буду беззащитен, когда я буду к нему спиной. Он (да и я сам) может сколько угодно убеждать меня, что такого не произойдёт, но у меня сраные проблемы со сраным доверием. Вот только я в этом никогда не признаюсь, ни ему, ни себе.
Возможно, мне бы припереть его сейчас к стенке и заключить перемирие, напомнив ему, что лучше него действительно нет никого, но я остаюсь на месте, лишь предлагая:
- Скажи или сделай то, что заставит тебя чувствовать себя лучше и не злиться, и забудем про это, хорошо? - если это значит, что я сейчас получу кулаком в челюсть - пусть я получу кулаком в челюсть. Я потерплю. За дело же. - Я могу быть верен только одному: своим идеям. И ты прекрасно это знаешь. Так что, хочешь ты того или нет, тебе придётся это принять.

- И не будет, - согласно киваю, потому что могу с этим согласиться. Даже несмотря на то, что у меня не так и много кандидатур, с которыми я могу сравнивать. Тут дело не в количестве или в том, какого кто был пола - это вообще меня не так сильно и заботит, а в ощущениях, в этой самой пресловутой химии, про которую все твердят. Я знаю, что мы с Агильбертом исключительно совместимы, и вовсе не потому, что похожи. Наоборот - мы разные, очень разные, и в этом вся прелесть.
По большому счету, у меня не такой уж и богатый опыт каких-либо отношений в принципе. Я и сам не стремился куда-то на сторону, и, влюблённые не друг в друга, но в наши идеи, мы с Дарлой существовали без малого семь лет достаточно гармонично. Настолько, что ни у кого и необходимости не возникало в том, чтобы искать какие-то развлечения на стороне. А вот, возможно, стоило так делать. Тогда было бы легче. В этот раз, все еще ощущая, пусть и приглушенную теперь, боль, я просто делаю так, как удобно мне. Не как правильно, а как легче и удобнее. Разумеется, правильно было бы вообще не ломать никому жизней и не разбивать сердец, но я слишком слаб для того, чтобы отказывать себе в мелких удовольствиях вроде выпивки, приобретения редких красивых запонок или осознания того, что меня хотят, что мной восхищаются, что именно я в списке чьих-то желаний. Никто не обещал, что я примерный мальчик, отзывчивый альтруист или еще какие-то глупости, которых во мне никогда не было. Эгоизм, харизма, глубокая уверенность в своей правоте и революционные настроения - вот рецепт того коктейля, который смешан с самой моей кровью, и разъединить их невозможно.
- Я рад, что в этом мы солидарны, - никаких помех общему делу и не должно быть. Ни одни отношения не должны никак сказываться на целях и устремлениях, не должны противоречить тому, к чему мы должны прийти. Возможно, пора бы уже понемногу вылезать из своего затишья, достаточно времени прошло для того, чтобы вернуться к тому, от чего я временно отступил, ошибочно полагая, что не справлюсь без Дурсль. Я справлюсь. Мы справимся, независимо от того, сколько этих самых «мы» останется в итоге преданными идеалам. Для начала надо собрать тех, кто потерялся «с радаров» в этом затишье - попытаться выйти с ними на связь, попытаться понять, кто все еще держится за идею, а кто был в деле до первого поражения. Это займёт достаточно времени, но, вероятно, полугода нам хватит, чтобы вернуться в колею. А дальше посмотрим. Однозначно, с нас достаточно мелких пакостей в духе срыва публичных выступлений всяких там политиков. Нам пора самим творить эту политику, а не пытаться изменить чужую - это кажется мне бесполезным. Впрочем, речь сейчас совсем не об этом. А о том, что меня больно задевают слова Агильберта. По большому счету, мне должно быть все равно, с кем он там где развлекался, но дурацкий укол собственничества заставляет меня отвести взгляд и чересчур внимательно начать разглядывать полки позади бара.
- Рад за тебя, - пожимаю плечами, стараясь нагнать равнодушия, но не могу, рывком поднимаясь на ноги, чтобы подойти к креслу, в котором сидит Фонтейн, обойти вокруг и, облокотиться на спинку, наклоняясь вперёд, замирая возле его уха. - И это тоже ничего не меняет. Ты обещал мне, что всегда будешь на моей стороне и никогда меня не оставишь. Так что, позволь спросить, Агильберт, - наклоняю голову чуть на бок, вопросительно вскидывая бровь так непринужденно, как будто меня интересует его мнение о погоде. - Какого ж кельпиного хера ты думаешь, что я тебя куда-то отпущу? Мне насрать, с кем ты трахался, с кем еще будешь это делать, да хоть живи с ним и детей усыновляй! Это не отменяет твоего обещания. И не отменяет того, что я его запомнил и собираюсь требовать с тебя помнить о нем всегда. Вот такой я нехороший человек. Но ты все равно ничего с этим не сделаешь! Тебе придётся смириться с тем, что ты - мой. Потому что в этот раз я не буду таким идиотом как в прошлый. Если кто-то попытается повторить судьбу Дарлы - в этот раз он сдохнет. Либо сдохну я. Никаких вариантов больше нет, потому что я учусь на своих ошибках. И если тебя это не устраивает - то лучше просто уходи сейчас, пока у тебя есть выбор.