Масштабы катастрофы в светловолосой многострадальной голове Робина сравнимы с нашествием стада инферналов под предводительством тролля, после которых остаются только булыжники и пыль. По правде говоря, от какого-нибудь симпатичного булыжника он бы не отказался. Поговаривают, что к нему можно хорошенько так от души приложиться разок-другой, дабы всякая дурная дурь, зовущаяся мыслями, не лезла. Думы думать есть о чем, когда две недели назад острые клыки волка разорвали плечо, и ликантропия вместе со слюной попала в кровь, да разнесла заразу по телу, навсегда проведя линию между человеком и зверем. Пожизненно подверженный браваде Роб (а вместе с ним и вынужденные сию браваду выносить окружающие) свято веровал в то, что после тройного перелома руки, когда он навернулся от радости с метлы, и разбитого в кровавое месиво в одном тухлом пабе лица ему всякая боль нипочем. В самом деле! Вы попробуйте трижды за учебную неделю пить Костерост в Больничном крыле - его личный рекорд на квиддичных тренировках. Оказалось, что раскромсанные косточки дело житейское и в сравнение с пастью оборотня не идут. Разорванное плечо в секунду нападения пронзила именно нечеловеческая боль, от которой даже он - весь такой напыщенный гриффиндорский лев (иль индюк?) - потерял сознание, провалившись в чернейшую черноту. Если бы не вовремя подставленные руки мистера Кармайкла в расход пошло бы не только плечо, но и черепная коробка с достаточно пафосно разбитым ко всем чертям темечком. Не подфортило ему! Темечко осталось целым и невредимым, даже амнезию не заработал.

Осознание произошедшего пришло не сразу, но вот горечь и сожаление о несложившейся амнезии засело в душу с первых дней. Даже стоя возле входа в какой-то задрипанный, на веки забытый Мерлином дом в Лютном Переулке, Роб до сих пор не уверен, что осознание его все-таки накрыло. Подобное случается после бутыли огневиски на пустой желудок, когда вроде как перемещаешься на своих двух, а реальность вокруг какая-то двойная, искаженная, как в кривых зеркалах. Но ты под градусом и не желаешь понимать, что это не реальность изменилась, а ты сам из-за токсинов в организме и всяких там маггловских биохимических процессов на клеточном уровне. Как мужик, как самый настоящий мужик, а не сопляк с молоком на губах, он набрался смелости и сознался во всем Тедди, который его пинком под зад и с координатами Б.А.М.С. отправил налаживать контакты с другими тварями большими и малыми, мохнатыми и не очень, приобщаться, так сказать, к социуму и к своему новому внутреннему миру. Лонгботтом всегда всеми своими силами поддерживал угнетенных, обиженных и забытых, и за оборотней был готов грызться не хуже волков, и за вампиров словечко замолвить мог, даже как-то плакатом размахивал во время первых пикетов в составе трех с половиной человек, но ощутить всю прелесть ликантропии на себе и сочувствовать страждущим - понятия разной величины.

Роб мнется минут пять, подпирая плечом стену и надумывая свалить по-тихому, потому что смотреть в глаза таким же, как он, но уже испытавшим на себе не одно полнолуние, как-то страшно, хоть и признаваться в собственном страхе стыдно, низко, не комильфо. Сколько Лонгботтом себя помнит, он боролся с сомнениями, а тут пасует перед стайкой оборотней в человечьем обличье. Гордость становится его врагом, потому что не позволяет развернуться и уйти, насвистывая незатейливую мелодию и признавая поражение, с другой стороны, эта же самая гордость не дает сделать шаг в штаб-квартиру Б.А.М.С., потому что сей поступок будет означать, что он не в состоянии в нынешней ситуации выжить в одиночку. Дело - дрянь, с какой стороны не посмотри, все равно придется потоптаться на горле у чувства собственного достоинства. Смятение нарастает.

Ему кажется, что глубокий выдох слышит добрая половина улицы, когда он все-таки решается, дергает податливую ручку и ступает в один из домов Лютного переулка. Помещение не располагает к себе изрядной потертостью и обшарпанностью, но некая романтика в интерьере наблюдается, по крайней мере, очень даже подходит под душевное состояние Робина и его незатейливое черное чувство юмора.

- Люпин меня, вообще, по адресу направил или решил так неудачно пошутить? - он слышит, как захлопывается за спиной дверь. Роб цокает языком. - Ну-у-у ничего, ничего так, если еще плетки на стены добавить и наручники, то зайдет за рай для мазохиста.

Отредактировано Robin Longbottom (2019-03-29 00:01:35)

Раздавшийся из полумрака в ответ на его брошенный комментарий противный голос Робин не спутает ни с одним другим. Пропитанный сыростью и старостью, как мантия прапрадедушки в одном из сундуков на чердаке, дом служит отличным дополнением к осточертелой за годы учебы в Хогвартсе физиономии Дурсля. Количество взаимных любезностей в виде оставленных синяков не поддается никаким подсчетам, потому что проще назвать те редкие дни, когда они не сцеплялись и не пытались перегрызть друг другу глотки. Лонгботтом - уже в роли старосты - пытался указать ему на место, но даже макаки в маггловсикх зоопарках обладали куда более высоким интеллектом. С Уэйдом вести разговоры все равно что пытаться кулаком пробить стену, только костяшки в кровь собьешь, а стене хоть бы что! В каждой семье найдется пятно, что портит репутацию, и у Поттеров этим самым пятном является Дурсль. В Хогвартсе он упорно продолжал докапываться до более слабых, неспособных нанести ответный удар, явно считая себя эдаким крутым и пафосным волшебником со всем наворотами и причиндалами. Племянник Гарри считал, что может безнаказанно творить все, что ему вздумается, чем выводил из себя похлеще некоторых слизеринских отморозков. И какого дракла Робу выпала такая удача (что-то фортуна в последняя время не на его стороне) встретить своего школьного совсем не друга в этой дыре? Впрочем, недалекие упыри дальше Лютного Переулка и заброшенных подвалов выбраться не могут, туда им и дорога. Лонгботтом как-то самодовольно, с явным превосходством усмехается, что Дурсль все-таки пошел по наклонной после Хогвартса, как ему и пророчили. Небось связался с какой-то местной бандой и занимается рэкетом, или на что он еще может быть пригоден, кроме махания кулаками?

- Язык прикуси, Дурсль, не на того нарвался, я от твоего вида никогда не трепетал и впредь не собираюсь, - Роб морщится, словно даже находиться с парнем под одной крышей ему неприятно. Качественные флешбэки во времена юности накрывают не по-детски, что злость внутри за все обиды и недосказанные (и сказанные сполна) слова пенится и бурлит. Многодневный недосып с кошмарами становится причиной не только мешков под глазами, в которых раньше привычно блестели смешинки, но и повышенной раздраженности. Робин списывает перемены состояния на адаптацию организма к переменам. - Твои чувства взаимны. Я твое лицо тоже симпатичным не нахожу. Что? Мечта исполнилась? Облюбовал все-таки Лютный переулок? Стал своим в досочку? Да-а-а, хоромы у тебя ничего так... Три балки, гнилая половица, воняет, как в общественном сартире, а этот... мистер обрубленная голова, твой вассал? Единственный, кто выносит сосуществование с тобой?

Робин парирует в ответ. Присутствие Дурсля ему не нравится, и он не въезжает, почему Тедди, которому прекрасно известно об их прошлых терках, послал его именно сюда. Слишком жестокий розыгрыш, учитывая, что Роб пришел к нему за помощью в отчаянной ситуации. И Уэйд последний человек, с которым Лонгботтом желает нынче вести диалоги, потому что и без придурка проблем по горло, что проблеваться от души тянет.

- Я от Тедди, но точно не к тебе, - Роб все-таки замечает неприметную дверь за спиной бывшего гриффиндорца и понимает, что организация, как и многие другие, наверняка заседает и собирается не на центральной улице, иначе бы какой-нибудь психопат жадный до охоты на тварей давно бы устроил резню. Оборотни слишком беззащитны, несмотря на свою звериную сущность. - Я не гонец, чтобы сообщения передавать. Тут я по своим личным делам, которые с твоими уж точно ничего общего не имеют.

Отредактировано Robin Longbottom (2019-04-03 18:13:54)

Время меняет все вокруг, но не Дурсля. Вот он уже стоит, направив на Робина волшебную палочку, как в школьные годы, когда они пытались решить очередную стычку дуэлью. Все тот же придурок с языком без костей. Робин не перестает задаваться вопросом, как Уэйд выносит самого себя? Наверное, отбитым на всю голову отморозкам живется легче. Шутка по поводу чистокровности заходит на "ура", с размахом, прямо ударом ножа в спину, не хватает только фанфар и аплодисментов, что Роб даже начинает смеяться, вот только смех получается совсем невеселым, больше напоминающим истерику. В силу последних событий даже его полукровные корни становятся сомнительными. Роба волновал вопрос чистоты крови лишь с точки зрения помощи маглорожденным волшебникам и маглам (и о родословной он никогда не парился), и Уэйду прекрасно известно, что он еще в Хогвартсе чуть ли не размахивал радужными флагами за равенство и жвачки всем униженным и угнетенным. Ему известно, но он все равно пускает в ход иронию, и на этот раз попадает в точку.

- Тебе до меня не просто далеко, Дурсль, тебе до меня никогда не добраться, так что спрячь деревяшку, а то смешно смотреть, - он перестает ржать во всю глотку также резко, как начал. - Я может не шишка, но вес свой имею, зришь в корень. Твое болото мне не сдалось нисколько, если ты имеешь ввиду эту дыру. Мне сдалось то, что прячется за этой дырой. Как я понял по твоим вылупившимся глазам, ты в курсе, где находится то, что я ищу. Поэтому уйди с дороги и не мешайся, как в школе, под ногами, когда взрослые дяди решают свои дела, если эти дела не по размеру твоих яиц.

Робин смотрит в горящие недобрым огоньком глаза школьного врага и вдруг понимает, что настроен паренек весьма решительно. С завидным отчаянием он стоит в боевой позиции, готовый на полном серьезе запустить в Лонгботтома заклинанием. Помнится, когда-то он был неплохим дуэлянтом, очень даже неплохим (на зло Робу), поэтому остатки улыбки стираются с его лица, и молодой человек, последовав примеру Уэйда, медленно, играючи, нарочно растягивая момент и показывая, насколько ему не холодно и не жарко от угроз, достает волшебную палочку из рукава пальто. Он достаточно хорошо овладел невербальной магией, чтобы красиво и без лишних слов обезоружить или связать идиота, но нападать без предупреждения не в его стиле. Благородство не пропьешь, и никакая волчья сущность не заставит его идти против принципов.

- Ты что ли охранником тут на минималке пристроился? Ну дела! - с завидным актерским мастерством, подобно хреновому герою очень хреновой пьесы, восклицает Роб. - А я еще на шутку про лизать задницы министру чуть было не обиделся. Ты, получается, лижешь задницу вампиру, да не простому, а из высших кругов. Пристроился так пристроился, чувак, не ожидал такого карьерного роста от тебя. У-у-ух, так держать.

Робин присвистывает, крутит волшебную палочку между пальцев, изображает из себя пофигиста высшего сословия, а на деле изнутри его рвет от злости на части. Ему тупо нужно пройти мимо Уэйда и поговорить с тем самым вампиром, перетереть, что и как, обсудить перспективы, понять, как жить дальше и... чем он может быть полезен организации. И если для этого придется навалять никчемному Дурслю, то он наваляет, хоть сейчас ему в последнюю очередь хочется выяснять обиды прошлого. Тедди, ничего не попишешь, услужил. Он мог хотя бы в известность поставить, что на пороге будет болтаться соплей прихвостень.

- Ты меня что ли останавливать собрался? Вот этой штуковиной в руке? - Роб перестает маяться дурью с волшебной палочкой и направляет на парня. Черта с два, раз уж он пережил встречу с оборотнем, подписался на жизнь в качестве "не легализованного" и не одобренного Министерством товара, то какой-то Дурсль на его пути стоять точно не смеет. - Кем запрет выдвинут? Тобой? Мелочь возомнила себя тузом? Шавка тявкает, но считает себя волком?

Он делает шаг навстречу, беззвучно вычерчивая в воздухе защитное Протего на случай неадекватной реакции со стороны Дурсля. Бух-бух-бух - в ушах стучит злость, обида, нетерпение, и ненавистная физиономия напротив только разжигает пламя. Сквозь шум с запозданием доходит СМЫСЛ последних слов, и Робин осекается, замирает, как вкопанный, прилипает к деревянным половицам, с удивлением вытаращив глаза на Уэйда.

- Подожди-ка, что ты только что сказал? - голос Лонгботтома вдруг становится тихим и предельно серьезным. - Если ВОЛШЕБНИК не может наведаться с визитом к Б.А.М.С., то ЧТО ты такое, Дурсль?

Когда на утро, залившись накануне несколькими пинтами горячительного напитка, чья-то ласковая рука (например, отца или старшего брата, а, может, приторно сладкой дЕвицы) тащит тебя за воротник грязной рубашки в уборную, чтобы засунуть голову под холодную воду, то наступает такое вселенское просветление, что готов искупать вину за каждый лишний глоток вискаря, разбитую прабабушкину вазу и за то, как пробовал в пятнадцать лет магловскую дрянь в виде сигарет. Слова Дурсля имеют эффект ледяной бани, что молодой человек не сразу въезжает - ему огреть идиота по затылку за угрозы или признать в первый раз поражение, бросив плевком извинение. До извинений, на самом деле, вряд ли дойдет, потому что достигающую высот квиддичных колец гордость просто так за пояс не заткнуть. Робину пришлось потоптаться на ней, чтобы решиться обратиться за помощью к Б.А.М.С., но просить прощение у Дурсля - это уже конкретный перебор.

- Думаешь пустить мои кишки на гирлянду к рождественской вечеринке магических существ? У самого кишка не тонка будет? - Лонгботтому приходится не по душе, когда с ним разговаривают подобным образом. Слишком малому количеству людей в его жизни, вроде главы семьи или непосредственного начальника, дозволено ставить его на место таким тоном, но никак не вчерашнему школьнику и раздолбаю Уэйду. - Ты. Блядь. Оборотень.

Это сухой факт, как пощечина. Рука с крепко сжатой волшебной палочкой опускается вниз, и Робин устало проводит ладонью левой руки по лицу, трет виски, которые начинают простреливать вспышками боли, и пытается уловить значение слова "оборотень" из уст Дурсля. Удается с переменным успехом. Видеть заклятого врага и понимать, что отныне вы в одной упряжке, так себе удовольствие. Роб только сейчас замечает изменения, которые годы оставили на бывшем гриффиндорце. Некогда беспричинно агрессивная спесь и вседозволенность превратились в мужественность. В чем отличие? Мужественность подразумевает под собой четкое осознание того, за что ты лезешь в драку или хамишь. Уэйд однозначно верит в идеалы и готов стоять на своем. Кто бы мог подумать, что между ними появится так много общего.

Дурсль - оборотень. Неизвестно, насколько давно. И Робину становится не по себе. Проклятое сочувствие ко всему живому просыпается не в то время и не в том месте. Не к тому че-ло-ве-ку. Они все равно люди, как бы не называли их на страницах желтой прессы, поливая тонами отборных помоев.

- Как был придурком, так и остался, - злость отступила, уступив место бесконечной усталости не восстановившегося до конца организма. Мистер Кармайкл был прав, настаивая на более длительном отдыхе, но затягивать с больничным казалось Робину слишком рискованным и подозрительным. - Ты нихрена обо мне не знаешь. И я никогда, слышишь, никогда не гнал никого в леса, не выступал против, не поддерживал законы и политику нового правительства! Прикуси свой язык клыками, если не знаешь, о чем говоришь.

Затевать дуэль с себе же подобным как-то не комильфо, а иного способа пройти мимо Дурсля, не разукрасив его волчью пасть, не представляется возможным. В силу открывшейся, весьма неожиданно открывшейся, правды под вопросом остается, кто и чью пасть раскрасит. В своих силах Робин не сомневается, но недооценивать озлобленного на весь мир, матерого оборотня не стоит. Как колдомедик, Лонгботтом в курсе физиологических особенностей существ. И тут Уэйд, который в отличие от самого Роба, явно не первый день оборотень имеет фору в виде опыта.

- У меня нет желания, как в детстве вытирать одеждой пол, цапаться и проливать кровь, и без тебя забот достаточно, - он цедит сквозь зубы, тыкая пальцем в сторону парня, но говорит уже куда более спокойно и взвешенно. - Я зайду в другой раз, когда мишка с картошкой, то есть, твоего тела, тут не будет.

Он разворачивается на каблуках натертых до блеска туфель, чтобы также эффектно съебаться к чертям, как появился в этой волчьей хижине, но что-то внутри не дает ему уйти. Совесть праведным голосом дорогого Тедди говорит, что он дал другу слово, а обещания настоящие гриффиндорцы сдерживают. Хреновый расклад, когда внутри тебя совесть и гордость сражаются за власть. Еще более хреново, что Люпин наверняка пойдет с его мохнатой проблемой к Поттеру-Старшему, а тот к отцу, если до него дойдет информация, что Робин так и не добрался до Б.А.М.С..

- Ты хочешь знать, какого хрена я тут делаю? - он все еще стоит спиной к Дурслю, рискуя получить проклятие, но отчего-то признаваться в подобном легче, не видя чужих глаз. Тем более, если это глаза совсем не друга. Тем более, если этот "не друг" ставит тебе условия. Тем более, если тебе требуется его, гиппогриф подери, разрешение. Лонгботтом чувствует себя нагнутым в непристойной позе, и это ему не нравится. - Приятно познакомиться, Дурсль, я, блядь, оборотень.

Произнести вслух оказывается многим проще, чем он себе воображал. Одно незамысловатое слово, звук хриплого сорванного голоса, и даже стены не вспомнят этого долбанутого разговора, который начался с оскорблений и направленных друг на друга волшебных палочек, а породил взаимное... понимание? Короткий смешок слетает с губ, когда он представляет вполне живописную картину чаепития с шампанским и десертом в компании ненавистного Дурсля. Вот так поворот! И отчего-то затея уже не кажется настолько нереалистичной и бредовой, словно в перевернутом и вывернутом наизнанку мире не остается ничего, что смогло бы удивить его расшатанное сознание. Признание школьного врага не столько шокирует, сколько приводит в себя, распахивает глаза на окружающий Робина мир, который последние две недели слишком эгоистично крутился вокруг его собственной проблемы. Он настолько замкнулся в себе, что устроил преждевременные похороны своего прошлого, оплакивая свое горе и виня в произошедшем судьбу, звезды, дату рождения. И лишь подобно вывалившимся из вспоротого брюха внутренним органам правда Уэйда напоминает ему, что он не единственный с такой проблемой, что маги годами живут с ликантропией, вынужденные выдерживать презрение и ненависть своих соседей и коллег, ловя на себе косые взгляды и слушая тонны грязи, которые общественность так охотно подает им вместо жратвы. Робин всегда активно поддерживал существ в протестах и акциях, но слишком легко позабыл о них, едва сам оказался жертвой чужого превращения. Двуличный и эгоистичный сукин сын - является ли самобичевание одной из стадий принятия себя? Лонгботтом слышит шарканье ботинка о деревянный пол и понимает, что его недовраг делает первый шаг навстречу.

Он с дуру решил, что Дурсль вроде собачонки у Б.А.М.С., и с мыслью о том, что он один из них смириться как-то сложно. Не желает она укладываться в голове. Школьный придурок борется за идеи целой организации, является ее частью. Робин знает о том, что дела у Б.А.М.С. идут совсем хреново. Их общий знакомый делился с ним последними новостями, да и информация в магическом мире распространяется быстро, когда ты крутишься среди сочувствующих и поддерживающих угнетенных членов общества. У Дурсля забот должно быть по горло, так что неудивительна его дерьмовая и неадекватная реакция на появление всего такого из себя Робина, подобно Василиску средь бела дня в Хогвартсе (отец рассказывал о тех жутких временах, впрочем, сейчас время немногим лучше, потому что люди в своей злости страшнее тварей и монстров под кроватью).

- Сообразительный ты стал, однако, - от такой проницательности становится не по себе. Если косточка из прошлого поперек горла догадалась об всем, то на кой черт он вынудил Роба произнести произнести правду вслух, вновь пройдя через неловкость первого свидания с девочкой и признания в чувствах. Дурсль не девчонка с косичками и глазами-лунами, но ощущения такие же. Роб постепенно начинает понимать, что именно Уэйд является связывающим звеном между новоприбывшими и старичками организации. Сколько таких проходит через его проверку на вшивость, пригодность, принадлежность? - Тедди, конечно, интриган, чтоб его гиппогриф. Впрочем, вполне логично с его стороны было не сказать, что в Б.А.М.С. меня будешь поджидать ты, а не только эта вонючая голова на входе. В жизни бы тогда не сунулся в эту халупу.

Странное ощущение вот так разговаривать, не пытаясь разбить ненавистную физиономию ближайшей арматурой или пройтись каким-нибудь "Экспульсо", чтобы гриффиндорец расшиб затылок о стену. А смысл толкаться и пинаться, если на завтра придется плечом к плечу мочить тех, кто захочет сравнять их землей, отправить в ссылку, упрятать в Азкабан? Отныне у них одна дорожка, по крайней мере, Лонгботтом твердо намерен защищать свои идеалы и убеждения.   

- Несчастный случай на работе... в этом месяце, - он не отвечает прямо на заданный вопрос, но уверен, что Дурсль верно истолкует его слова. Робин, который все это время так и простоял, отвернувшись к двери, оборачивается и впивается в школьного врага пронзительным взглядом, с недоверием скользит по все еще зажатой в руке (спасибо, что не нацеленной в глаз) волшебной палочке, напрягается от мысли, что его взяли на понт, усыпили бдительность, чтобы по итогу отыграться за обиды прошлого, но в ответ раздается не заклинание, а... извинение.

- Ты серьезно, Дурсль? - Роб удивленно смотрит на парня, не находя ни тени лжи или насмешки в его голосе. - Все в порядке. Я тоже погорячился. Не твою мордашку я надеялся увидеть. И тоже должен... принести извинения. Я был... не прав и поспешен. Мне известно, что в последнее время не все так гладко на вашем... нашем фронте. Это еще одна из причин, по которой я здесь. Я собираюсь помочь.

В груди вдруг зарождается чувство паники. Выведенный из себя хитровыдуманным планом Тедди и неожиданным присутствием Дурсля, он совершенно забывает о том, что уши есть не только у сторонников, но и у врагов. Кто его дернул во всю глотку кричать об оборотничестве? Роб вдруг снова хватается за волшебную палочку, бросается к двери и сквозь приоткрытую щелку всматривается в снующих туда-обратно прохожих. Ничего подозрительного, но лишние свидетели ему ни к чем.

- Дурс... Уэйд, так ты меня впустишь? Я прошел вашу эту проверку? Разговор, наверное, будет длинным, и торчать на пороге мне не хочется, - он плотно закрывает дверь и тяжело приваливается к ней спиной. - Есть еще кое-что, почему Тедди отправил меня сюда.

Отредактировано Robin Longbottom (2019-04-06 11:17:21)

- Гордость – это, конечно, здорово. Но колбаса есть колбаса. - Выдает сморщенная трухлявая голова, когда Робин следом за новоиспеченным коллегой по цеху иль собратом по стае (как там у оборотней водится в быту?) покидает трещащую по швам халупу и оказывается не в какой-то скучной штаб-квартире, а в метро. В самом настоящем маггловском метро, только заброшенном и потому без толпы лондонцев, спешащих по своим делам и забиваясь, как сардины в консервную банку, в вагоны. Он присвистывает, удивленно рассматривая пристанище. С фантазией у существ будь здоров, может быть, травку покуривают?

- Ничего себе башка начитанная у вас, она под "колбасой" нас имела ввиду? - дверь за спиной захлопывается, оставляя Лютный переулок и караул по другую сторону. Уточнять про происхождение мертвечины он от инфернала подальше не решается. Меньше знаешь - аппетит лучше. - Вообще, права она, мы с тобой на гордости далеко не уйдем. Потому предлагаю либо руки пожать, либо задуэлиться до первой крови и расставить точки над i. Дерьма нынче и без того достаточно, чтобы грызться и припоминать обиды прошлого. Я - занудный и правильный мистер-во-всем-быть-лучшим, ты - дерзкий и пылкий предводитель мохнатых. Но мы оба стали старше, а это означает уметь находить общий язык и компромиссы даже тогда, когда хочется воткнуть палочку между вторым и третьим шейным позвонком. Мне не в кайф перед тобой отчитываться и обращаться за помощью, но так надо. И, к сожалению, тут не только мои или твои личные интересы.

Опыт не спустишь в канализационный сток, подобно тем многострадательным остаткам улик после покушения местного маниакального вампира на старого знакомого Тодд, которые они сожгли и вместе с водицей отправили покоиться с миром в подземных трубах. Когда профессия обязывает к общению с дюжиной разношерстных (как бы двусмысленно при двух оборотнях на квадратный метр это ни звучало) волшебников в день, то глаз становится со временем алмазным, подмечая каждый спазм мимических мышц на лице собеседника. От Робина не ускользает напряженность, с которой Дурсль реагирует на некоторые из его слов, словно он покушается на его личное пространство, пытаясь завоевать чужую "империю". Этот уже не мальчик, а мужчина, из Гриффиндора настроен решительно и ревниво в отношении Б.А.М.С. и их общей каши в котле, но Лонгботтом изначально шел с помощью и за помощью, что обязывает к конструктивному диалогу, а не к соревнованиям, у кого права больше. У Робина на плечах отделение и служба в Мунго, где ответственности по горло за других, и отбирать кусок власти и кресло Уэйда он точно не намерен. Для Дурсля, видимо, организация является смыслом и делом всей жизни, так пусть руководит, пока руководится, Лонгботтом будет следить, чтобы та самая каша не пригорела к дракклу.

- Boah, приятель, если я тебе всю story от начала до конца рассказывать буду, то лекции от Бинса покажутся увлекательной сказочкой, - он старательно делает вид, что ему лень делиться подробностями, которые никого не касаются, с недоврагом, которого он не видел хрен знает сколько, но на деле Робину тупо тяжело раз за разом переживать ту ночь и выворачивать содержимое души наизнанку. - Лады. Гиппогриф с тобой. Я все полнолуние провалялся в состоянии близком к коме, то есть, в полном ауте и отключке, в доме своего... приятеля, пока он заштопывал мне раны и пытался остановить кровотечение. Немного предыстории: ты, наверное, не в курсе, но я работаю целителем. Вот к нам поступил пациент, странный был, дерганный, недомогал, а в чем прикол никто понять не мог. Дотянули до полнолуния. Ему совсем плохенько стало, колбасило не по-детски, как... ломка. Во время вечернего обхода внезапно так выяснилось, что он оборотень. Внезапно, потому что его пасть сомкнулась вот тут..., и я погрузился в царство Морфея.

Роб хлопает себя по левому плечу, указывая на место укуса. Самое идиотское, что злиться на этого Салливана он даже толком не может, потому что тот ведь не виноват, что его ликантропией накрыло, а они - кучка целителей, специалистов, черт возьми, - не смогли поставить верный диагноз. Робин злится на весь окружающий мир и себя самого, но благодарит Мерлина, что жертвой оборотня стал он, а не какой-нибудь пациент. Он умалчивает о том факте, что укус предназначался заведующему отделением Кармайклу, и преградить путь волку, подставившись под нападение, было личным выбором Лонгботтома. В одной из книг Пратчетта говорилось следующее: "Можно сказать вселенной: «Это нечестно». И услышать в ответ: «Правда? Что ж, извини».". Глупо пенять на судьбу, карму, гадалку, которой он не бросил в проулке сикль, потому что большая часть событий является делом случая, и не более. Все происходит так, как происходит, и никакого понятия справедливости в раздаче дерьма на душу, увы, нет.   

- Я твое любопытство утолил? Сорри, но перетирать о той ночи - сомнительное удовольствие, - Робин встряхивает головой, пытаясь снять наваждение, которое флэшбэками возвращает его вновь и вновь в полнолуние. Самое страшное в этом всем - осознание, что следующее полнолуние будет полноценным, настоящим и жутким. - Почему для тебя это так важно, Уэйд? Насколько я знаю, зелья поставляет Министерство? Но у меня есть связи и толковый поставщик ингредиентов, я планирую со временем решать эту проблему самостоятельно. После закалки в Мунго в зельях шарю.