Морриган любит свои смены в морге. Тишина. Покой. Иногда новеньких привозят, но они тоже тихие и культурные. В отличие от жизни в фамильном особняке или доме Барона, где жизнь кипит 24/7. Нет, «смены» там Мори тоже любит, но для нее это две разные жизни. Только в отличие от сборищ светской «элиты», в морге женщина чувствовала себя спокойно и уверенно.
Заступив на смену, О‘Кифф заварила себе травяной чай и сменила «шпильки» на мягкие тапочки в виде головы зомби, накинула на черное платье медицинский халат и отправилась на обход своей территории. Возможно, стоило приезжать на работу не при полном параде, но избавиться от привычки «bella figura», даже после 15 лет прожитых в глухой Сибири(где полный фешн это пройтись по лесу в валенках, шапке-ушанке и ватнике) — невозможно.
Как только ведьма закончила обход, в морг закатили новенького. Двое санитар поспешили переложить труп на стол к патологоанатому и ретироваться. Морриган тем временем уже изучала историю болезни. Девушка уже была у них в больнице, только парой этажей выше. И к несчастью откинулся раньше, чем его успели выписать или вылечить. Собственно, если бы не этот факт, то лежать бы бедняжке в холодном отсеке, пока родные за ним не придут. А так — необходимо экспертное заключение, что больница тут не причем и вообще сделала все возможное, чтобы не допустить такого, но «независящие от колдомедиков причины» помешали. Или как всегда говорила Морриган: Больной пошел на поправку. Но не дошел.
Женщина снимает мешок с трупа и смотрит на тело, которое ей привезли. У совсем недавно умерших своя особая энергетика. Магия еще не успела совсем уйти из их тела и Морриган даже может уловить ее кончиками пальцев, а не зельями и заклинаниями, как обычно это бывает с уже порядком остывшими трупами.
— Ну что ж, красавчик, расскажи мне, почему ты у меня на столе, а не в постели у какой-нибудь милой волшебницы…ну или волшебника. Морг все-таки толерантное место у нас, — женщина натягивает на руки перчатки и чувствует себя по меньшей мере чокнутым ученым из какого-нибудь «Франкенштейна».
О‘Кифф засмеялась и разложила на дополнительном небольшом столике малочисленные инструменты и пару баночек для жидкости. Рядом стоит еще один стол. Симфония смерти проста и ненавязчива. Холодный стол, подвал и патологоанатом. Но именно в этом и заключается очарование смерти.
Наступала ее любимая часть — вскрытие. Даже в мире волшебников — это необходимый ритуал. Некоторые заклинания оставляют след лишь внутри тела, но никак не на коже.
Есть что-то завораживающее в этом ритуале. Нож аккуратно ведет свою линию, а под ним, словно цветок раскрываются ткани, сухожилия, сосуды. О‘Кифф делает три аккуратных разреза до грудины, которые соединяются в букву Y. Запуская руку внутрь, под гортань, ведьма жалеет лишь о том, что труп уже остыл.
Мори потом зашьет все по магловски — тонкой кривой иглой, а уже после с помощью зелий скроет разрез. Но это будет не раньше, чем перо закончит строчить за ведьмой заключение.
Ведьма едва успевает «замазать» последний стежок на теле, как раздается слишком громкий для этого помещения и времени суток голос. Живой голос.
- Еще парочка высказываний на подобной громкости и живых в морге станет в половину меньше, - ведьма снимает перчатки и идет посмотреть, кого же это принесло среди ночи, да еще и в ее дежурство.
- Чем могу помочь?
Морриган выходит в ту часть морга, где обитают живые и с выражением лица «ну и зачем ты своими ножками в морг-то пришел?» смотрит на молодого врача.