Corpse Party
«Let the bodies hit the floor»
ВРЕМЯ: 5, октябрь'27 |
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ:
Такие себе "Сумерки".
Отредактировано Wendoline Todd (2019-04-13 14:05:16)
HP: Count Those Freaks |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » HP: Count Those Freaks » Незавершённые эпизоды » corpse party
Corpse Party
«Let the bodies hit the floor»
ВРЕМЯ: 5, октябрь'27 |
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ:
Такие себе "Сумерки".
Отредактировано Wendoline Todd (2019-04-13 14:05:16)
Он мог обождать положенные две недели, чтобы отправиться на поиски несносной, невыносимой, невозможной пациентки, которая обрушилась бладжером на его голову несколькими днями ранее и затем исчезла, как маленький и прыткий снитч. Но не стал. Потому что он Лонгботтом. И у него шило внушительных размеров в пятой точке. Тем вечером он долго не мог уснуть, несмотря на бесконечную усталость, все мерил шагами свою квартирку, внезапно опустевшую, едва он остался один на один с "КОТом" (тот, к слову, тоже взгрустнул без низзла, что, учитывая гордый нрав, было явлением удивительным), бросал заинтересованные взгляды на мешочек с ингредиентом редкостным и дорогим и гадал, кто же эта чертова незнакомка Тодд. Кожа Бумсланга - истинная находка для всякого зельефрика и упоротого в конец фанатика травок-муравок, особенно, если доставлена прямиком из южной части африканского континента, где сей вид древесных змей проживает в их естественной среде обитания. Английские торговцы поднимают цены, но толкают товар второго качества от разведенных в неволе бумслангов, которые нередко отличаются от своих чистокровных предков. Благодарность девушки оказалась щедрой, даже с перевесом, но подобной лихой услугой она лишь разожгла любопытство Робина, который был совсем не таким наивным малым и круглым дураком, каким мог показаться. Еще и про замок ляпнула! Значит, во сне ему не послышалось, а тот раз, когда он вернулся со смены к порядком обеспокоенному и испуганно забившемуся в угол коту, неспроста вызвал подозрения на уровне "чуйка кричит, что что-то не так!". Ему тогда показалось дивным, что из всех квартир в округе внимание воров привлекла именно его совсем непривлекательная хата. Прикарманить можно было зелья, ингредиенты, хорошенькую метлу, но это сущие мелочи по сравнению с тем, какие семейные реликвии хранятся у некоторых магов. Короче, выбор для вора был слишком странным, да и не пропало ничего на первый взгляд. Вот Лонгботтом и порешил, что вечно молодые и вечно пьяные соседи попутали дверь и снова ломились к нему, а кот с его совсем нехищными инстинктами предпочел заныкаться куда подальше от страха. Оказывается, у него дома бывала эта самая чертовка Тодд. Точно мафия. Точно на него охотятся.
Робин мается дурью несколько дней, пытаясь позабыть стычку в подворотне и едва не ушедшую в мир иной прямо в его постели девушку с подозрительным прошлым и опасным настоящим (и несомненно светлым будущим, потому что она познакомилась с Лонгботтомом), потому что нехрен порядочному целителю снова вляпываться в мутные авантюры. В итоге, не выдерживает и отправляется в Лютный Переулок, куда она его перед своим побегом любезно послала. Учитывая совсем непокладистый и дерзкий нрав незнакомки (он уже привык в своих мыслях звать ее именно так), Роб беспокоится, принимает ли она зелья, как положено. Понятное дело, что в случае осложнений ни в какой Мунго эта Тодд не пойдет, а осложнения после змеиного яда неизвестного происхождения могут быть всякие разные с траурными последствиями. Робин с ужасом для самого себя вынужден признать, что он действительно переживает за дуреху из Лютного, которая носит при себе ингредиенты на вес золота, скрывается от темных магов и вламывается в чужие квартиры. Охренеть! Он переживает за... самую обыкновенную преступницу! Хорошо, что папа не знает.
- Эй, мужик, да-да, я к тебе обращаюсь, - Роб некоторое время выискивает среди завсегдатаев Лютного переулка кого-то с виду жадного до бухла и длинного на язык. - У меня огденский для тебя есть. Целая бутылка.
- Чееетеееебеее, щеголь? - бородатый и длинноволосый волшебник со спутанными патлами - прическа далека от отращивающих волосы аристократов - устремляет на него глазенки-бусинки, облизывает сухие губы, предвкушая глоток горячительного напитка. Робин вытаскивает горлышко закупоренной крышкой из-под пальто, показывая, что не водит за нос.
- Я ищу молодую девушку, зовется "Тодд", слыхал о такой? - бутыль с виски теперь оказывает перед лицом немолодого мужчины, переливается в свете фонарей. В этот час обитатели Лютного начинают оживать, во всю процветает незаконная деятельность, а пьяницы и дебоширы расходятся по открывающимся вечерами пабам.
- Американка что ли? Чеее проблемы какие порешать нужно, цыпленок? Ты тогда в нужное место пришел. Она на раз все улаживает, - так значит странный акцент ему вовсе не послышался. Незнакомка еще и из Штатов. Остается присвистнуть. У Роба вопросов к ней час от часу все больше, и он не уверен, что она готова ответить хоть на один из них. Хотя шантаж в благих целях еще никто не отменял. Вдруг она бежала в Англию, а оказалась заложницей местных бандитов? И просто боится обратиться за помощью? Лонгботтом обязан разобраться в произошедшем. - Точно огденский? Весь отдашь? Нууу, минут десять назад она была близ лавки древностей. Это вон тудЫ, чуть вперед по улице, с правой стороны. Перетирала что-то с одним местным.
- Спасибо, - Роб всучает мужику его заветную бутылку, благо у целителей сего добра от благодарных пациентов целый шкафчик и сейф. Лучше бы еду приносили, ей Мерлин, и кофе, потому что бухнуть на службе не выйдет, а жрать хочется всегда.
Лонгботтом поднимает ворот пальто и засовывает половину лица в шарф, чтобы не привлекать лишнее внимание. Обитатели Лютного провожают его заинтересованными взглядами, поэтому одной рукой он крепко держится за волшебную палочку в кармане, чтобы в случае нападения или карманника сразу ответить заклинанием. Благо в боевой магии Роб подкован.
- Соскучилась, дорогуша? - он замечает и узнает девушку с первого взгляда. Старик не обманул, сказав, что видал ее возле лавки. Над дверью висит соответствующая табличка, а Тодд стоит рядом с каким-то типом. Робин не мешкает и сразу берет гиппогрифа за яйца, подходит к ней, мягко обнимает за плечи, разыгрывая из себя кавалера, который встречает девушку после "работы", чтобы отправиться поужинать в ресторан. - Извините, молодой человек, но я вынужден украсть вашу собеседницу.
Губы растягиваются в улыбке, шарик жвачки перекатывается по языку, чтобы в следующее мгновение быть раздавленным о скалу зуба. Вендолин с заигрывающим прищуром перевела взгляд с мага на маленький полупрозрачный пакетик с молочно-белым порошком внутри, который он держал в руках почти на уровне ее лица.
- Ну так что, по рукам?
- Притормози, птичка. Дай-ка еще раз взглянуть.
Стоять у продуваемого осенним ветром порога лавки древностей не входит в топ любимых вечерних развлечений, но Вендолин с достоинством удерживает заискивающе-плутоватое выражение лица и вытаскивает что-то из кармана черной мантии. Девушка разжимает пальцы на уровне груди так, что только она сама и стоящий напротив волшебник могут видеть на ладони белый с изменчивыми серебристыми переливами камень.
- Адуляр прямиком из Швейцарии, не какая-то там фальшивка. - Он колеблется, и она это видит по залегшей на лице тени сомнения. Остается лишь подтолкнуть или спровоцировать, а лучше спровоцировать броситься на крючок самому. - Думаешь, Брэйди загонит тебе по дешевке? Поэтому решил встретиться неподалеку от "У Кобба и Уэбба"? Серьезно? Брэйди - тебе?
Последнее "тебе" она выделяет особенно, и в голосе сквозит неприкрытая насмешка. Всем в Лютном известно, что у "У Кобба и Уэбба", где работал Дурсль, было отдельное место в списке фаворитов Брэйди, и ничто не могло встать между ними. Вендолин лично позаботилась о том, чтобы пущенный ею же слух тяжелой пылью осел на как можно большее количество ушей. Дружба дружбой, а конкуренцию никто не отменял.
Слабину Тодд чует, как охотничья - дичь. Маг с кислой миной захватил наживку: уже начал протягивать пакетик для бартера на камень, но внезапно переменился в лице и быстрее, чем золотой сниджет, спрятал в карман. В следующую секунду чьи-то руки ложатся на плечи, и прежде, чем осознать, а скучала ли она по кому-нибудь в последние дни, локоть рефлекторно уходит назад с одной единственной целью проломить напавшему хоть что-нибудь. Был ли то слабый из-за недостаточной амплитуды удар или хорошая реакция любителя внезапных обнимашек, но ощутимого вреда нанести не удалось. К счастью для обоих Тодд вскидывает голову в полуобороте прежде, чем повторить атаку, и выдыхает со смесью облегченного удивления:
- Ты!
- Думал, я у тебя единственный, птичка.
Маг оценивающе обводит взглядом взявшегося из ниоткуда Робина. Досада жжет щеки красными пятнами: только что нашептывала аргументы против Брэйди и вот пожалуйста, двусмысленно нависший Лонгботтом, не требовавший аудиенции, а утверждавший её с завидной самоуверенностью. Бартер скатился к водяным чертям, а если ничего не предпринять, то вовсе уйдет на дно за считанные секунды.
- Алистер, зайка... - почти мурлычет и делает полшага назад. Хватает одного неуловимого движения, чтобы опустить лунный камень в карман, а затем завести руку назад и змейкой проскользнуть по груди Робина выше, холодными пальцами касаясь покалывающей легкой щетины. - ...это личное. Весь бизнес только для тебя, дорогой. Через час в мастерской.
Вендолин хотела погладить новоиспеченную жертву личных отношений по щеке - так ей казалось, будет романтичнее и достовернее, - но не успев освоиться с разницей в росте на столь близких расстояниях, пошлепала Робина по скуле, заезжая кончиками пальцев на глаза. Атака сворачивается, как только Алистер пожимает плечами и уходит, к облегчению Тодд, совсем не в сторону "У Кобба и Уэбба". Девушка резко опустила руку и отстранилась, повернувшись к парню. Секунд десять она молча смотрела на него с каменным лицом, но честь Робину делала та доблесть, с которой он терпел покушение на свои глаза, подыгрывая внезапной роли. Гнев сменяется на милость, а затем и на искреннее удивление:
- Не думала, что появишься, а ведь и правда нашел. Дотошный, значит?
Крафт несется из-за угла с намерениями зверского убийства со спины, но увидав знакомые штанцы сбавляет скорость, пока лениво не падает на землю в полуметре от хозяина его нового друга и начинает флегматично вылизываться.
- Замок-то сменил?
Будто и не было разбитых переулков, окровавленных простынь и отчаянно цепляющихся рук. Она не ждала его вовсе, тем более здесь, в Лютном Переулке, хоть и вспоминала пару раз, держа в руке склянки с лечебными зельями. В основном в контексте "сколько же там было капель", после чего отпивала на глаз. Люди растворялись дымкой воспоминаний, предпочитая не задерживаться в ее жизни, но Лонгботтом оказался на удивление настырным, не согласившийся пойти проторенной тропой и жить себе дальше спокойно. Светлые волосы кажутся нелепым ярким пятном в тусклом свете редких фонарей, пальто слишком чистым, а лицо - чересчур честным, пусть и не лишенным самодовольства. Даже поднятый ворот и шарф не могут разубедить любого завсегдатая неблагополучного района в том, что перед ними не подозрительный вирус. Вендолин ловит на них с Робином взгляды прохожих, и Мерлин знает, сколько из них были случайными.
- Пошли отсюда, - сказано одновременно и парню, и низзлу, - найдем местечко поуютнее. По дороге расскажешь, как квест проходил. Нет, серьезно просто спросил?
Отредактировано Wendoline Todd (2019-04-15 14:39:21)
Пред лавкой с древностями дела до его появления решались серьезные, не иначе, потому что лицо "зайки" вытягивается, а щеки незнакомки приобретают алый цвет, который в ночном освещении отливает пурпуром. Оба шустро, с ловкостью шулера, прячут товар по карманам, мол они не при делах, и просто трут за жизнь и политическую ситуацию в стране. Лютых и прожженных обитателей Лютного политика интересует даже меньше, чем мигрирование валлийских зеленых драконов в сторону Шотландии, поэтому Робин скорее поверит, что в представлении местных романтика прячется в темноте улицы и свидания заведено устраивать "на углу" с контрабандой в сумке, чем в безмятежные разговоры о высоком этих двух. Девушка по началу вовсе намеревается отбить ему селезенку, но Лонгботтом понимает понемногу, с кем имеет дело, а потому обниматься лезет под таким углом, чтобы обезопасить себя на случай брыканий и недовольства столь дерзким нарушением личного пространства. Тягу этой Тодд к нанесению ушибов себе и окружающим он также успел вдоволь испытать на себе, потому подбирается к ней с осторожностью, как к клетке с большой дикой кошкой.
Без лишней скромности восторженное "ТЫ" (Роб по такому случаю даже не обиделся, что не по имени!) прямо окрыляет молодого человека, похлеще всяких там молочных порошочков и метелок в попу. Она все-таки рада его видеть. И пусть через секунду этот восторг превращается в изящную актерскую игру, Робин не сомневается, что восторги были исключительно по его душеньку. Тодд быстренько устанавливает свои правила, перенимая инициативу в собственные ручонки, которые уже блуждают по его груди, по вечно небритому подбородку, скулам и векам. Хоть с попытками пересчитать ресницы она явно перегибает палку, потому что глаза от манипуляций с ними начинают нещадно слезиться, но в целом блуждание выглядит вполне естественным, словно они каждое утро перед работой придаются подобным нежностям и fluff.
- Просто птичка не твоего полета, - он решает не мелочиться со ставками и сильнее прижимает девушку за талию к себе, прямо "у-у-ух", давая понять, что личное на то и личное, чтобы всецело принадлежать одному птице... птицеводу. Алистер косится на них также странно, как добрая часть Лютного Переулка, но в итоге удаляется, туда ему и дорога. - Знаешь, мне понравились наши игры, не против повторить как-нибудь. Только стоит порепетировать заранее... разок, другой, третий, а то попытки выколоть глаз выглядят нисколько не страстно и не мило.
Услышав знакомый визг-рев-шипение, он подпрыгивает, готовый запустить низзла ударом под зад куда подальше, если тот снова надумает использовать его ногу в качестве куриной лапки. Укусы от животных заживают долго и болезненно, особенно, от магических. При всей любви к многолапым созданиям повторить участь жертвы низзла ему не хочется, но кот его узнает, притормаживает на полпути и начинает заниматься своими естественным делами. А вот девчонка воспользовалась замешательством, вывернулась из объятий и теперь стоит напротив, с удивлением вытаращив на Робина глаза.
- Ты так активно пиарила следующий раз, что я не мог упустить "птичку", потом бы до конца дней мучился в философских припадках "что было бы, если бы?", - не объяснять же ей в самом деле, что он парился о ее самочувствии, думал думы о ее жизни и как она до нее докатилась, волновался, драккл подери, о том, принимает ли зелья по расписанию, злился из-за взлома в квартиру и обмана. Впрочем, на фоне беспокойства злость как-то меркла. Он злился целых часа два, но перед глазами то и дело появлялся образ слабого и беззащитного тела, дорожки слез на щеках, пальцы, что хватались за него, как за последний шанс на спасение, и, короче, Робин с тоской был вынужден признать свое поражение где-то к полуночи того же дня. - Не дотошный, а настойчивый. И обещания я привык сдерживать.
Продолжать выстаивать и ждать погоду у океана, то есть, посереди самой криминальной улицы магического мира, - развлечение средненького уровня. Если охота влипнуть в неприятности и потренироваться в заклинаниях, а заодно оказаться обчищенным каким-нибудь карманником, то место подходящее, но после дерьмовой и сложной недели Лонгботтому хочется провести хотя бы один вечер без громких заголовок газет, вроде "Взрыв возле Косого Переулка" и "Контрабандные ингредиенты заполняют рынок", без необходимости вытаскивать кого-то с того света и без ушедших на тот свет. Один такой самый обыкновенный вечер. Он о много просит, Мерлин?
- Не-а, не сменил, - небрежно отвечает Робин, пожимает плечами, как бы говоря, что темным магам до него дела нет, а против ночных гостей в лице прекрасных миледи он не против. - Оставил прежний специально на случай, если ты все-таки примешь мое предложение и придешь сама. Не пришла. Поэтому пришел я.
Тодд - все-таки ума этой ведьме не занимать - догадывается, что присутствие ее нового знакомого в здешних местах совсем неуместно. Предложение уединиться встречает одобрение со стороны низзла и Роба, словно первый спелся не только с котом, но и с его хозяином. Повышенное внимание со стороны прохожих энтузиазма не добавляет, поэтому Робин деловито предоставляет девушке свой локоть, чтобы прошествовать под руку. Он не уверен, что в Лютном существуют уютные местечки, что эти два понятия, вообще, меж собой имеют что-то общее, поэтому рассчитывает в лучшем случае на малолюдный бар. У местных понимание уюта (как и всего остального) очень искаженно.
- В каком направлении двигаемся? Пока я тебя искал, ничего уютного не приметил. Только если ты не про тот магазин кожаного белья на все случаи жизни или лавки с цепями и наручниками, - вопрос вызывает вполне искренний приступ смеха и однозначное недоумение на лице парня. - Просто спросил, все верно. Или тут принято как-то иначе? Не без помощи прихваченного с собой н-ого по счету подарка от пациентов и их родственников. Короче, огневиски принес с собой. Увидал я, значит, мужика одного во-о-о-он там, несколько зданий отсюда. У него синдром "желаю похмелиться" был на лице. Вот он мне и дал наводку. Еще почему-то сказал, что ты всякие проблемы решить можешь. Без обид, но пока что мне показалось, что ты их скорее создаешь. Ты тут крутая какая-то? Э-э-э, типо знаменитости местной?
- Притормози с репетицией, я еще не сказала, что хочу с тобой играть.
Вендолин смотрит сначала на подставленный локоть, а потом на Робина незамысловатым "ты дурачок?" Лютный Переулок совсем не та улочка, где можно пройтись под ручку, стрельнуть кофе в лавочке и делать вид, будто избегаешь ранних вечерних изморозей на лужах, только бы лишний разок прижать свою пассию. Если здесь и могли прижать, то только палочку в печень, объявить, что никто не вечен, и обчистить до резинки от трусов. И это в лучшем случае. Последние слухи разлетались со стремительностью стрижей, маленьких и кровавых, будто вернувшихся с того света через кладбище домашних животных. Нападения здесь не были из ряда вон выходящей редкостью, но заканчивались битыми стеклами и последствиями заклинаний, а не растерзанными телами в лужах собственной крови. Темные волшебники - народ в большинстве своем простой и не изобретательный, когда дело касается убийств, да и у многих просто кишка тонка, но докажи аврорам, что подобный почерк принадлежит не местному. Из-за участившихся рейдов и забредшего неуловимого чужака местное население вошло в особую стадию нервозности.
Вендолин накинула капюшон и пошла вперед, молча предлагая Робину догонять самостоятельно. Не заняло и минуты, как Лонгботтом вновь материализовался рядом, и девушка поставила умозрительную галочку напротив "понятливый", шедшего следом за "дотошный-приписка-настойчивый". Девушка еще не знала, для чего составляла список, но делала по привычке, уже прикидывая, в какое русло применить новое знакомство, к какому месту приложить ходячий подорожник.
- Поверь, ты не захочешь, чтобы твоя кожа стала бельем, - с темной усмешкой вставила Тодд так, что трудно было понять, шутит она или нет. Краем глаза она следила за искаженными в темных витринах отражениями, вполуха слушая мини-версию Одиссеи Робина Лонгботтома. Удивительно, просто спросил! Так нелепо поверить, наивно повестись - даже в какой-то степени мило.
- Вендолин Тодд, наша новая знаменитость!..Только не падай в обморок от счастья. - самодовольство чуть ли не взорвалось мурлыканьем. Даже если парню повезло с первого раза, это уже о чем-то говорило. Не с десятого ведь. Тодд отвлеклась от очередной мутной отражающей поверхности и протянула ладонь, - Вендолин, кстати. И это моя работа - решать чужие проблемы. У тебя там несколько не завалялось? Цены доступные, гарантия качества, плевок на могилу врага в подарок. Эээ, нет, нам не туда, разбежался, - Не размыкая рукопожатия, Тодд потянула Робина дальше вниз по улице хрустеть грязной дорогой, сбивая с пути истинного в сторону непримечательного паба. - Ты мне чуть сделку не сорвал, настойчивый, идем исправлять твои косяки. Считай, посмотришь на бесплатную демо-версию. Не каждому перепадает.
Еще несколько метров вперед по самой длинной, но освещенной улице (пусть даже произнести здесь слово "свет" было бы легким кощунством), прежде, чем девушка замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, хмуро сведя брови. Показалось?..
- Слышь, не дотошный, мордаху прикрой, - Тодд щелкнула двумя пальцами по своей щеке, намекая Робину натянуть повыше сползший шарф, даже если это принесет минус сто к его выглаженной с иголочки холёности, за которую в нормальном дворе побили бы. Сама же девушка не смотрела, как справляется с маскировкой её спутник, выглядывая из-за плеча, как ей показалось тень, что остановилась одновременно с ними. Сердце пропустило удар и неприятно сжалось - не показалось.
- Гиппогриф задери, - негромко чертыхнулась Вендолин, возобновив движение куда спокойнее, чем было на душе. Понаприходят из своих благополучных районов, даже не задумываясь о дресс-коде!
Шаг, второй, еще четыре. Вендолин тенью ныряет в первую попавшуюся подворотню и резко дергает за собой зазевавшегося парня, чуть не укатившегося колбаской мимо в счастливом неведении.
- Здесь нужно срезать, - выдохнула она и рванула вперед к следующему же повороту, увенчавшегося тупиком. Тупиком для любого, но не для Тодд: если она хотела где-то пройти, то шла, протискивалась ужом. На Крафта девушка не оглядывалась - низзл вполне способен позаботиться о себе, использовать свою лазейку и встретиться в нужном месте, чего нельзя было сказать о Робине, ходячей живой мишени. Казалось, брось и беги, но не каждый подорожник спасает тебе жизнь, заставляя чувствовать одновременно обязанность вернуть долг и алчное желание приспособить для своих нужд.
Вендолин кивнула на низкую прохудившуюся крышу какого-то подвального помещения, на полтора метра возвышавшуюся над землей. Несколько черепиц не хватало, надежность вызывала сомнения, но Тодд все равно уверенно вскарабкалась наверх. Балансируя на неширокой полоске конька, она осторожно, но в то же время умело развернулась лицом к Лонгботтому. Одной рукой держась за каменную трубу, вторую она протянула молодому человеку:
- Давай, принцесса! Ты же мне веришь?
Ни грамма издевки: она чувствует себя в своем королевстве, где, что называется, может позволить щегольнуть. Даже внешне неуловимо преобразилась, несмотря на потенциальную опасность - движения стали свободнее, взгляд острее - та еще прохиндейка. В крови начинает вскипать авантюризм, так приглянувшийся Птице-Гром.
Отредактировано Wendoline Todd (2019-04-17 11:17:41)
Вот это дуреха блефует! С такой тягой поводить за нос туда-сюда ей самое место за карточным столом, чтобы сыграть разок-другой в покер, обчистить парочку богатеев с толстыми бумажниками и свалить за "бугор", в родные пенаты, то есть, Штаты, а, может быть, даже в горячую Африку, чтобы толкать там кожу бумсланга. Эта Тодд, Вендолин-нифига-себе-имя-Тодд, не сказала, что хочет играть, но первая начала игру. Только объявлять о начале не в ее правилах, если в мире аферистов, вообще, существуют какие-либо правила. У Робина флэшбэки в детские годы, когда более старшие ребята предлагали ему удариться с ним в квиддич, погонять на метлах на заднем дворе. Какой-нибудь самый борзый брался судить и начислять очки. "Один, два...," - про заветную тройку и свисток они внезапно забывали и запускали квоффлом в младшего Робина, которого ставили к кольцам, чтобы в силу возраста не путался под прутьями метел в воздухе. И неважно как часто повторялся подобный развод малого на доверчивость, Лонгботтом все равно ждал свистка и... пропускал первый гол. Дело не в его врожденной дурости, сколько в вере в лучшее даже после отбитых почек и сотрясения на всю голову.
- Придется репетировать, потому что половина улицы видала твою новую пассию в моем лице, иначе потом будешь объяснять, что пустила меня на белье в тот магазинчик. Да девицы не простят тебе того, что лишила женскую половину магического мира такого красавчика, - видимо, под руку в диком и неотесанном Лютном ходить не принято, потому что девушка окидывает его таким взглядом, будто он флоббер-червь. Тупой флоббер-червь. Он не виноват, знает вездесущий Мерлин, что не тусуется субботними вечерами в здешних местах и с порядками незнаком. - Эээээй, эгегей, подожди! Ты куда без меня собралась?!
Тодд чопает вперед по центральной улице, оставляя его тухнуть и чахнуть позади. Роб таращится в ее спину, потом спохватывается, когда некий придурочный задевает его плечом (весьма нарочно и совсем без извинений!), и вприпрыжку догоняет свою новую-старую знакомую. У нее гостеприимности ноль, как и умения общаться с мужиками, - берет за яйца и вертит во все стороны. Только Робин прекрасно понимает, что ежики являются одними из самых милых созданий, а колючие кактусы цветут поистине красиво, если обеспечить им порцию заботы и ухода и запастись зверским терпением, чтобы не откинуться раньше, чем ТОТ САМЫЙ миг наступит.
- Протяни ручонку, погадаю на судьбу, наколдую на удачу, отведу сглаз, всего пять сиклей, - подпирающая невзрачную стену очередного бара с весьма нерасполагающим к ужину и выпивке названием ведьма средних лет пытается схватить его за рукав, но Робин вовремя уворачивается.
- Тут все такие любезные? Или это по случаю моего появления столь пристальное внимание? Всегда чувствовал, что красные дорожки пред моими ногами еще впереди, - Робин послушно плетется рядом с девушкой, заприметив вполне симпатичное местечко прямо по курсу, куда можно было бы завалиться, перекусить и погреть булки. Шарф натянут до самых глаз, потому говорить и дышать приходится сквозь толстый слой ткани, что делает его речь невнятной и приглушенной, а дыхание больше напоминает сопение наргла. Он чувствует себя шпионом или крутым волшебником-разбойником из детских книг. Остается надеяться, что авроры не надумывают провести рейд по Лютному переулку именно в этот день, а то с его хреновой маскировкой он первым попадет под подозрения правоохранительных органов. Пижон в Лютном - должно быть куда интереснее, чем снова разгонять пьяных дуэлянтов. - В нашем с тобой партнерском союзе падать в обморок твоя прерогатива. Поэтому я воздержусь от потери сознания. Или все-таки стоит имитировать? Помнится, тебе так понравилась тема "сверху" в прошлую встречу, что, будучи джентльменом, лишать тебя такого удовольствия не имею права. Что до проблем..., прямо-таки все решить можешь? Все-все? Допустим, есть одна девушка. Симпатичная, классная, на стиле, без "Вихря" и костюма тройки не подкатишь, является причиной моих мигреней. Поможешь укротить строптивую?
Если не брать в расчет несколько приставучих прохожих, которые предлагают приобрести какую-то дрянь или просят подбросить пару монеток, Робин ничего подозрительного не замечает, потому с опозданием реагирует на встревоженное выражение лица девушки и передвижения ее бровей к переносице, едва заметные морщины и откровенную тревогу. Когда она притормаживает, он продолжает, мурлыкая под нос, шуршать гравием под подошвой дальше. Когда же ее внезапно начинает накрывать паранойей до такой степени, что она скачком бодренького и веселого гиппогрифа прыгает в подворотню, Лонгботтом едва не остается в одиночестве посереди Лютного Переулка. Видимо, остатки совести у нее все-таки есть (или то его харизма затмевает паранойю?). Тодд вспоминает об обещании показать ему, как там делаются их дела, и решаются проблемы в уютных местечках, а потому дергает следом за собой. У-у-у-у, коль главная улица района - почти променад для выгула - выглядит скорее развлечением для любителей пощекотать себе нервы, то маленькие проулки и задние дворы с их многозначительными запахами и следами жизнедеятельности, высовывающимися из "черных ходов" заведений кривыми беззубыми улыбками, сушенными головами заместо украшений на фонарях являются художественным дополнением к хоррор-бестселлеру, местом для собрания сектантов, мечтой красных шапочек в ожидании насильника.
- Нет, никакой не гиппогриф... Салазар меня подери, или тебя! ВЕНДОЛИН ТОДД! - он с возмущением кричит вслед девушке, когда они друг за другом пробираются через узкий проход меж двух нависающих, кривых зданий и упираются в тупик. - Когда ты говорила про что-то уютное, я как-то думал в сторону кафе, знаешь ли. Мне, конечно, нравится твоя необузданная страсть и пылкость, но для интима в столь неромантичных местах на втором свидании я не готов. Тут еще подцепить проказу можно. Потом придется горькие зелья глотать! Если хотела позажиматься, могли тупо пойти ко мне. У меня кровать пружинистая, мягкая, ты сама проверяла.
Но Вендолин Тодд плевать на его мнение. Ей, вообще, на все плевать. Девушка забирается быстрее всякой кошки на посыпавшуюся от времени черепицу, изгибается, извивавется, одним словом, выебывается, держась за трубу и протягивая ему руку. Робин с лицом "звезда-ну-вас-к-дракклу-в-шоке" переводит взгляд с девицы на крышу, с крыши на девицу. Она серьезно? Или это развод такой для новичков в Лютном? Он вздыхает, с тоской смотрит на пальто только-только из чистки у домовиков (бедным созданиям придется снова корячиться, если бы миссис Грейнджер-Уизли, в быту просто тетя Герми, только узнала о подобном беспределе!) игнорирует предложенную помощь, фыркая на обращение, хватается ладонями за острый выступ и без помощи ног, подтягиваясь на силе одних только плечевых мышц, вскарабкивается на здание. Достаточно быстро. Вполне себе ловко. Одним словом, мажор.
- Забыл, с кем "свиданиться" иду, в следующий раз натяну домашнюю толстовку, - он выпрямляется в полный рост, шарф снова сползает вниз, представляя на свет самодовольную ухмылку. - А ты забыла, что я занимался квиддичем. Кстати, для девчонки ты в хорошей форме.
Робин, осторожно балансируя на коньке и вспоминая, как выделывал фигуры на метле (там было куда больше пять футов над землей!), обходит Тодд, практически прижимаясь к ней, чтобы не свалиться с тонкого ребра сквозь крышу прямо на голову какому-нибудь разнорабочему. Не факт, что его не прикончат за подобное проникновение быстрее, чем он придет в себя.
- Куда дальше держим путь? - Роб ловко спрыгивает со здания по другую сторону, оказываясь в симметричном тупиковом проулке, и запрокидывает голову, глядя снизу верх. Подвальное помещение разделяет узенькую улочку на две части ровно посередине. - Я тебя ловлю!
Он распахивает руки в обе стороны, готовый поймать девушку. На губах улыбка становится озорной, веселой, словно он снова школьник соскучившийся по авантюрам и приключениям.
"Принцесса" всем своим надувшимся видом (или ужаленным мужским эго?) несколько секунд буравит взглядом, мол, к черту тебя с целым новым миром и проеденным молью ковром-самолетом, а потом наглядно доказывает, что понты дороже всех затраченных на чистку от эльфов денег. Остается убрать руку, крепче ухватиться за конек и закатить глаза: языкастый пижон. Если хотел щегольнуть - да просто по-местному выебнуться - снимал бы уже пальто с рубашкой, делал бы по-человечески, даром что октябрь на дворе. Вендолин считала себя человеком пусть простым, но не лишенным удовольствия приобщиться к искусству бессовестного глазения на красивое тело с апломбом работника Лувра. А так кому надо созерцать колыхания плотных кусков ткани. Вдруг под пальто все на раздувающем заклинании держится, а в обуви вообще стельки с добавляющей роста подкладкой. Впрочем, Робин все равно справляется пусть показушно, но достойно, и когда он взбирается на конек рядом, кулак легонько бьет в плечо:
- Неплохо.
Свою порцию похвалы, брошенную мимоходом в потоке ворчания, Вендолин ловит с ухмылкой, но от комментария воздерживается. Ветер, блуждающий выше человеческого роста, куда сильнее, чем внизу. Рваного, отбившегося от стаи холодного потока хватает, чтобы сбить с головы капюшон, когда Тодд привстает, а затем ветер пускается в любимую игру по запихиванию волос в рот, иначе зачем вообще людям даны отверстия в головах. Даже жаль, что с парнем так не прокатит, и блондинистый локон не врежет предательски по щеке, чтобы смазать с лица самодовольство. По носу хочется съездить за нарушение субординации (ну хотя бы укусить за него, раз руки заняты балансировкой): видимо, все еще в припадке школьных спортивных заслуг Лонгботтому мерещится под ногами надежная метла, а не коварный скользкий конек крыши. Он не просто лезет вперед, сокращая между ними расстояние до неприличного недостатка сантиметров, но делает это, по мнению Тодд, бездумно рисково. Глупо.
Вдоль по коньку, огибая совсем уж ненадежные черепицы. Полуприсядом, чтобы не соскользнуть - падать не шибко высоко, да больно. Крыша плавно загибается вверх, словно кто-то снес старые надстройки после развода вместе с головой супруга: торчащие, как подснежники, балки давно съедены темно-бордовой ржавчиной. Из полуразрушенной конструкции вылезает словно приклеенная к валенной шерстяной ленте горящая желтым пара глаз. Пока Робин проверяет свои летные навыки (спасибо, что не вниз головой), Крафт подходит и усаживается рядом с хозяйкой, любопытно взирая то вниз, то на Вендолин, словно бы предлагая кинуть того забавного чувака внизу. Все равно он даже мурлыкать не умеет, так на кой сдался?
- Выпендрежник. - фыркнула под нос Тодд и тут же крикнула Робину наиболее точные координаты, - Подальше отсюда, а то тебя разберут на сувениры. - удержав при себе важную заметку о том, что своими сувенирами она делиться не собирается.
Никуда больше не торопясь, Вендолин села на крыше, с бесстрастным лицом смотря вниз на отряхивающегося парня. Здоровый цинизм растет на хорошем компосте, а откровенного дерьма в ее жизни было достаточно, чтобы подобно горгулье засесть на черепицах, ощутив тот самый момент, вокруг которого жизнь либо поворачивала тебя в нужное направление, либо выворачивала без лишних комментариев. Отсюда до Косого Переулка не так далеко, да и дорога вполне безопасная: здравым решением было бы крикнуть "тебе направо" и исчезнуть по другую сторону улицы, посчитав свой долг выполненным. Вендолин почти готова перечеркнуть весь составленный в уме список, но невидимая рука дрогнула от задорного голоса, заставившего склонить голову набок и усмехнуться. Ловит он.
Громкий самодовольный мальчишка, у которого язык без костей, боевая готовность подхватить двусмысленные шутки и всепортящая тяга к неоправданному риску. Талантливый целитель и наивный дурак с синдромом героя, ведущийся на подозрительные звуки, не думающий о собственной безопасности, чье обеспокоенное застывшее над ней лицо еще всплывает в памяти. Стоит сейчас внизу с такой веселой искренностью на лице, что становится страшно.
- Тяжело с тобой будет, а, Лонгботтом? - бормочет под нос Тодд, заранее догадываясь об ответе, но игра, как ей кажется, стоит свеч, даже если признать, что озорная улыбка выглядит приятным бонусом. Вендолин еще раз смотрит вниз - в отличие от Робина, в красивые кинокартинные падения она не верит. - Если не поймаешь...!
Достаточно внушительная угроза отказывалась придумываться, в панике перерывая не самый богатый словарный запас, но не находя ничего подходящего. Чувствуя, что еще немного, и попросту передумает играть в ненавистную игру на доверие, Вендолин махнула рукой и спрыгнула.
То ли кольнувшее напоследок неверие заставило перегруппироваться и все испортить, то ли законы фильмов действительно не работали в реальном мире, выходя из строя рядом с магией, как и любая техника. Вендолин не успевает ощутить само падение, но чувствует крепкие руки даже сквозь мантию и куртку. На секунду миссия кажется выполнимой, но баланс передумывает оставаться на месте и утягивает обоих назад. По инерции Тодд крепче вцепляется в Робина, как будто не его завалило вместе с ней, - совершенно бесполезный рефлекторный жест. Для неё приземление выходит куда лучше, чем можно было предположить: всего лишь пара ссадин от зазубрин на крыше. Не так давно залатанный бок отзывается ворчащей, но терпимой болью, как только что вышедший на пенсию старик, которому все не нравится. В волосах застряло несколько пожухлых листков и мелких веточек. Мягкий удар о землю выбивает неожиданный смешок, за ним второй и еще вереница - и все куда-то в лезущий в рот шарф, от которого приятно пахнет туалетной водой. Возможно, на этой улице в принципе никогда прежде не валялось чего-то более благоухающего, чем отрубленная рыбья голова, и сейчас Лонгботтом проводил собой что-то вроде святого крещения.
- Ты в порядке, ловец? Хотя, очевидно, это не твоя позиция в квиддиче, - то ли покряхтывая, то ли посмеиваясь, поднимая подбородок повыше от шарфа спрашивает Вендолин, а сама первым делом лезет руками к белобрысому затылку и с облегчением выдыхает, когда пальцы не погрязают в липкой жидкости. - Кстати, хороший парфюм, Робин.
С этими словами девушка скатывается на булыжник, чтобы подняться. Она не дает Робину времени строить из себя сильного и независимого хозяина целого кота, протягивает руку, чтобы помочь встать, и не сдерживает смеха:
- Теперь-то ты взял меня за руку!
Низзл уже спустился со стены куда ловчее по увитым лозам засохшего плюща, словно в насмешку над нелепыми двуногими. Друга сторона встретила нейтральными водами, за ближайшим поворотом разводившими свои реки к куда более светлым ночным Косому Переулку и Каркитт Маркет. Здесь практически не было указателей, а единственная вывеска была свалена у черного крыльца, и при ближайшем рассмотрении можно было среди глубоких трещин прочитать "Эльф-трубочист".
- Мы почти у Косого. Времени осталось немного, поэтому сразу идем в мастерскую по ремонту котлов. - влажная прохлада саданула горло, заставив взять небольшую паузу. Однако после некоторых раздумий Тодд добавила, - На самом деле, если обойти со стороны Горизонтальной Аллеи, то выйдет ближе. Но там не пройти, все сплошь заставлено стенами. Будто они хотят отгородиться от нас. Вот и приходится через Лютный.
Девушка замолчала - ей стало обидно. На Горизонтальной Аллее пересекались и Лютный, и Косой Переулки, и даже Каркитт Маркет, но если для двух последних была открыта целая площадь, то от первого Аллея отгородилась всеми возможными волшебными архитектурными силами, оставив лишь узкий проход с невеселым указателем. На них просто закрыли глаза и не вспоминали, пока не возникала необходимость кого-нибудь в чем-нибудь обвинить. Брошенные на произвол, предоставленные сами себе и осуждаемые обществом за попытки выжить. Лютный Переулок разрастался не вширь, вглубь, тонкими венами проникая в сердца своих обитателей.
Косой переулок встретил их натянутыми от столба до столба огоньками и оттопыренными задницами лавочников, загоняющий внутрь свой товар. Запахом подгнивающей осенней листвы, вечернего кофе и табличками "закрыто" на многих заведениях. Выживали сильнейшие, кому было что предложить припозднившимся парочкам да заплутавшим путникам. Мастерская по ремонту котлов притаилась подальше от популярных мест, стиснутая между двумя угрюмыми зданиями почти в конце улицы. Укромно, но не слишком, чтобы вызывать подозрения. Здесь не горели цветные огоньки световых заклинаний, а соседи, вероятно, закрылись еще к шести.
Вендолин остановилась резко и неожиданно, когда Крафт ни с того ни с сего выгнул спину и зашипел в паре метров от крыльца. Девушка жестом притормозила Лонгботтома и велела достать палочку, немедля вытаскивая свою.
- Он никогда не шипит просто так.
По затылку пробежал холодок. Неужели Алистер привел друзей?..Тодд искоса посмотрела на Робина: что ж, правильно, что захватила с собой. Молчаливый кивок к крыльцу, скрип дверной ручки, осторожный шаг через порог и хлюпающее чавканье под ногами.
- Люмос. - палочка отплевывает слабую искру, которая тут же затухает. - Люмос!
Слабый плевок в воздух, а кажется, что в душу, но маленький огонек перекрывает свет с палочки Лонгботтома, и желудок неприятно сжимается при виде совсем не гранатового сока под ногами.
Почему это с ним будет тяжело? И еще сказано таким тоном, будто он малое дитя, которого впору дергать за уши на почве очередного разбитого сервиза, доставшегося от некой четвероюродной прапрабабушки. Уточнение в духе "что за скептицизм в голосе?" и возмущение он решает оставить на более лучшие времена, когда его затылок будет лишен необходимости в добровольно-принудительном порядке подметать отсыревшую брусчатку волосами. Прощай начищенная одежка, до свидания покрытая лоском физиономия. Робин чувствует себя немного по-дурацки, словно расплачиваясь за ту самодовольную ухмылочку на коньке крыши, потому что ловец из него получается на отметку между "Троллем" и "Отвратительно". Для падения у него находится вполне сносное оправдание, что в воздухе он в основном орудовал битой и общался с бладжерами, а эти мячики не вцепляются мертвой хваткой в пальто, чтобы завалиться сверху, облюбовав и опробовав новые перины, будто Робин набит гусиными перьями.
- Валяться друг на друге становится в порядке вещей у нас, только места и обстоятельства, как правило, не самые подходящие, - он тянется рукой к лицу девушки и нарочно щекочет тканью шарфа ей нос. - Разбираешься в мужских ароматах? Для тебя старался, ага. Чтобы затмить вонь декораций Лютного Переулка. Подумал, что тогда ты точно не устоишь. И ведь не устояла. У немцев по такому случаю существует слово unwiderstehlich, то есть, такой, сопротивляться которому попросту невозможно. Сувениры продаются торгошами в каждой лавке, я - музейный экспонат, ma chérie.
Вендолин внезапно проскальзывает ладонью между шершавой и жесткой поверхностью под лопатками и его головой, которая от смачного поцелуя гудит, с восторгом сообщая об очередной гематоме. Подушечки пальцев с неожиданной заботой (пресвятой Мерлин, ему померещилось?) изучают поверхность черепной коробки на наличие кровавых следов. Почему-то от новой знакомой у него сплошные синяки. Девушки всегда оставляют ушибы, многие из которых не подлежать исцелению. Робин замирает и задерживает дыхание, потому как бережное отношение и волнение на лице Тодд настолько непривычное и несвойственное ей, что страшно спугнуть эту дикую "птичку". Наваждение проходит, когда она лихо, сгруппировавшись, подобно аврору, скатывается с него и в миг оказывается на своих двух. Черт в юбке, и не иначе. Даже низзл у нее такой, что охота прозвать Люцифером.
- Так и знал, что ты мечтала подержаться за ручки! - все-таки возлежать на разводах различного происхождения и вдыхать ароматы совсем не своего парфюма удовольствие на любителя, коим сам Робин не является, потому охотно принимает предложенную помощь, чтобы быть поставленным в привычное вертикальное положение. - Офигеть! Да проще на метле долететь, чем добираться такими подворотнями. Хотя экскурсия оказалась занимательной. Не каждый день подворачивается увидеть изнанку. Жаль, что не прихватил колдограф, а то бы сделал несколько снимков на память. Selfie с тобой на фоне той сушенной головы.
Он впервые задумывается об иной стороне волшебного мира за приглаженными магазинчиками, начищенными вывесками и козыряющей друг пред другом публикой. Лонгботтому, как и любому ребятенку со слюнявчиком поверх рубашки, заправленной за ворот, из приличной семьи интеллигентов, рассказывали об опасных разбойниках и темных магах, которые поджидают за углом близ "Белой Виверны", но он не мог (или не желал?) представить, что за стенами Горизонтальной Аллеи жизнь движется своим чередом, по своим правилам, что такие же люди в мантиях ссорятся, мирятся, пьют пиво, трудятся, закатав рукава до локтя, мечтают о чем-то большем. Не от того ли новая знакомая тянет к себе сильнее манящих чар, что является частичкой другого измерения, деревянную, расшатанную, с прогнившими вертикальными досками и пробирающимся сквозняком-проказником дверцу которого она ему великодушно приоткрыла.
- Гниющую конечность предпочитают отрубать, а не лечить, к сожалению, такое же правило распространяется на общество, - и даже повалившаяся табличка "Эльфа-Трубочиста" защемляет сердце прищепкой. Роб левым плечом едва не касается плеча девушки, вышагивая рядом с ней к манящей огоньками Косой Аллее, пальцами правой руки он ведет по замызганному булыжнику зданий, то ли желая подарить им капельку тепла, то ли желая прочувствовать всю одинокость района каждой клеточкой тела. Возле небрежно лежащей таблички он останавливается, машет девушке, мол догонит, и поднимает вывеску с земли. Волшебная палочка из кармана движением достойным воришки-карманника оказывается зажатой в руке. Он левитирует кусок доски на ее родное место над входом в небольшое и забытое в свое время даже жадным до разрушений (само развалится) Темным Лордом заведение. Следующим взмахом волшебной палочки он прикрепляет вывеску заклинанием вечного приклеивания (в силу старости о "вечности" говорить слишком оптимистично, но на некоторый срок чар должно хватить).
Они снова - Тодд и Лонгботтом - смотрятся диковато на фоне Косой Аллеи. Оба помятые и всклокоченные, как и несколько дней назад, но на сей раз их скрывает опустившаяся на Лондон вечерняя тьма. Запах кофе он улавливает за милю, а его желудок жалобно бурлит, напоминая, что худоба нормального мужика не красит. Позади остаются последние открытые заведения с запеченным картофелем и отбивной-сломай-зубы (у них договоренность на пациентов с зубоправами?) в меню. По мере отдаления от центра магической жизни Британии, в теневую, не всеми известную часть улицы огоньков становится все меньше, зато тревога нарастает, как то бывает при просмотре спектакля в театре при волшебной академии драматических искусств, когда под конец оркестр начинает играть накаливающую обстановку музыку.
- По-моему, твой бандит шипит по поводу и без на всякого съедобного товарища в пределах досягаемости, - у низзла даже шерсть поднимается под углом в девяносто градусов. - Нам сюда? А то что-то указателей не наблюдается, или у вас котлы чинят исключительно по блату? Погоди, давай, я первый.
Он перед самой дверью настойчиво отодвигает девушку в сторону, толкает ручку, заранее приготавливая волшебную палочку. Тот тип из Лютного Переулка выглядел, как типичный представитель преступного мира, а потому доверия такому блюстителю правопорядка и буквы закона, вроде Робина, не внушает. Неизвестно, какие терки у непутевой Тодд с тем мужиком. Как бы снова эти ее делишки не закончились взрывом и массовым кровотечением. Слишком много геройских похождений на одну неделю супергероя. Впрочем... Робин лукавит. Робин занимается самообманом. Его давно грызет скука и топит за загривок в болоте быт. Не хватает парню с белоснежным бардаком на голове приключений на все части тела, как в былые годы, когда адреналин расшибал топором виски.
Кожаные туфли шлепают, чавкают, будто под подошвой слизь или размокшая от проливных дождей глина. Он уже хочет бросить комментарий, что в их мастерской срочно требуется отряд домовиков, но, едва кончик волшебной палочки освещает помещение, слова тут же застревают в горле. Кровь он не спутает ни с какой грязью, как и характерный запах вдруг бьет в ноздри, как только дверь за их спинами захлопывается с глухим ударом. Робин вздрагивает и выставляет руку в сторону, не давая девушке сунутся вперед, преграждая ей путь.
- Эй, низзл, чуешь кого-нибудь? - магические животные отличаются способностью распознавать живые и неживые объекты, чувствовать изменения в окружающем пространстве. Кот протяжно мяукает, но значение многозначительного "мяу" остается неизвестным. "Мяу" - вас поджидает целая банда головорезов. "Мяу" - мясник перепутал помещением. "Мяу" - у меня после твоих хлопьев на хате была изжога. - Спасибо, приятель, помог.
"Мяу" - придурок, обращайся еще! Робин поднимает волшебную палочку выше, прослеживая кровавую тропинку на полу, довольно ровную и широкую борозду, словно кого-то тащили, утаскивали в глубины помещения. Он следует за отпечатком, как корабль на свет маяка, под скрип половиц ступая в направлении прилегающей комнаты. Кроме скрипа не слышно ни единого звука, отчего тревога - та самая, что пришла в гости еще на улице - достигает размеров воздушного шара "сейчас лопнет ко всем дракклам". Благоразумно было бы всем троим свалить куда подальше, вызвать авроров и пить кофе в сторонке, пока они делают свою работу, но Робин является целителем. Робин давал клятву, а потому никуда не свалит, пока не убедится, что никого не нужно спасать. Вдруг кто-то лежит без сознания, истекая в крови, и этому "кому-то" еще можно помочь. Вдруг они потеряют драгоценные минуты, пока будут связываться с Авроратом.
- Жесть..., - против воли слетает с губ, когда он под удары сердца на грани риска пробить грудную клетку заглядывает за порог комнаты, где, по всей видимости, проходит непосредственный ремонт котлов. Растерзанное окровавленное тело на полу, как подтверждение самой отвратительной догадки, когда он увидел кровавые отпечатки цепляющихся за косяки ладоней, принадлежит тому самому мужику, с которым Вендолин перетирала около часа назад.
- Никаких... шансов..., - он опускается на колени, прикладывая пальцы к сонной артерии в надежде на каротидный пульс, наклоняется к лицу, пытаясь услышать намеки на дыхание, но Алистер мертв. Причем мертв, судя по состоянию тела, добрых минут тридцать как. Слишком колоссальная потеря крови, слишком безнадежные ранения. - Нужно проверить, нет ли тут посторонних. Гоменум ревелио...
Он выводит характерную фигуру в воздухе, но волшебная палочка не распознает никого иного, кроме присутствующих в комнате. Если убийца и был в мастерской, то уже успел покинуть место преступления. Оставив им труп в подарок.
- Свидание состоялось. - Выход комика на бис тоже. Как Новый Год встретишь, так его и проведешь? При каких обстоятельствах с девушкой познакомишь, так дальше и сложится? - Как-то у нас с тобой все не как у людей, Вендолин Тодд. Через ж....
Когда находился воинственный идиот, кидающийся на амбразуры первым, Вендолин предпочитала не мешать чужой радости и скромно шаркая ножкой отходила в сторону. Героические лавры не привлекали даже в смелых фантазиях: она выбирала быть живой, целехонькой, с полным комплектом конечностей. В конце концов, должен же кто-то рассказывать за пинтой наваристого сливочного пива о глупых, но забавных кончинах, внося героя в анналы истории с циничными поправками. Поэтому и джентльменское отпихивание от дверей, и внезапно выставленную руку, мешающую пройти, девушка воспринимает с философией того самого наблюдателя, рассказавшего на своем веку немало чернушных историй у бара.
Желудок сжимается от новых спазмов, и пахнущий пылью и дорогой рукав мантии зажимает нос, чтобы перебить навязчивый тяжелый дурман с нотками, как принято говорить, железа. Какое-то время Вендолин пытается ступать осторожно, приподнимая края мантии, но в тусклом свете заклинания видно, что можно даже не стараться - полы потемнели, отяжелели, будто за них тянут вниз окровавленные руки; да и ботинки, в общем-то, мыть долго, может, проще сразу утопить в помоечной речушке в километре отсюда. Тодд оглядывается внимательно, ожидая десанта с потолка, летифолда из-за угла - да чего угодно. Каждая клеточка тела напряжена, перетянута, как струны, заставляя нет-нет, да бросать взгляд на низзла, всегда чуявшего опасность лучше любого вредноскопа, не говоря уже о людях. Чувствуя давление с двух сторон, Крафт выгибал спину, огрызался приставшему Лонгботтому, после чего запрыгнул на подоконник, подперев боком грязное стекло - купаться после хождения в данном свинарнике он категорически не собирался.
Первичный испуг отступает, сдает позиции отдышавшемуся здравому смыслу, что начинает подмечать детали: следов борьбы практически нет. Покосившийся ряд разномастых, но при этом одинаково старых котлов беззубыми ртами смотрел в потолок, словно закатывая глаза и не желая быть свидетелем. Сложно сказать, запнулся ли об него человек в попытке убежать, или Вендолин было слишком лениво, чтобы за три дня поставить все ровно. Даже маленький стеллаж сохранил свое стекло. Если бы не бордовая лыжня, в темноте казавшаяся почти черной, если бы не отпечаток на стойке, в жутких царапинах которой припеклись темные кусочки...Не предвещающая ничего хорошего оценка доносится от двери соседней комнаты: Тодд оставляет жуткие царапины на произвол и влетает в ремонтную вслед за Лонгботтомом. Затерявшиеся следы борьбы раскинулись перед глазами: один длинный, обескровленный след с застывшими в ужасе блеклыми глазами. Девушка хочет вскрикнуть, но из нее не лезет и звука. Возгласы, охи, вздохи, даже маты - все жмется друг к другу, пятится назад, уходит в низ, забивая горло. Костяшки пальцев белеют, палочка отплевывает жалобную искру. Пугаться в очередной раз не пугается, не успевается, да даже не осознается. Вместо этого Тодд с досадой цокает языком: что скажет Джон. Оставил на пару дней за главную, присмотрела за мастерской.
- Робин, - не жалея цены брюк своих парень склонился над трупом, впору испугаться, не решил ли оживить жертву мудростью предков - поцелуем. Но нет, шарит пальцами, пачкает манжеты, оставляет на себе следы. - Робин, он сдох. - "и давай не сдохнем мы тоже" значат на самом деле слова.
Вендолин обходит небольшое помещение, резко заглядывает за ремонтный стол, где с облегчением обнаруживает не больше, чем кладбище котельных ручек. Растворившееся мерцанием заклинание обнаружения захлопывает последний замок на клетке шипящего страха.
- Да не, Ж.О.П. тут не при чем, - без тени иронии отмахнулась Тодд, по-своему истолковав через что там у Робина, - Почти нет следов маги. Это даже не почерк волшебника, если он не конченный психопат.
Разрезав собой не успевшее опасть облачко заклинания, Вендолин падает на колени рядом с телом, немедля начиная шарить по карманам трупа под дикие взгляды Лонгботтома. Пара извлеченных из пальто сиклей летит в карман не глядя, но ей нужно не это. Нападению подвергаются внутренние карманы, даже брюки. Девушка старается не смотреть на шею, лишь быстро рыщет, пока не вытягивает прозрачный пакетик с молочным порошком.
- Что?! - шепотом возмущается она осуждению, атакующему с той стороны тела, - Ему все равно больше не нужно, а у меня заказ.
Пакетик надежно скрывается под собственной мантией. Одной головной болью меньше. К сожалению, на смену пришел целый дурно пахнущий букет. Откуда убийца пас Алистера, видел ли её, а Робина? Уборка - сколько же предстояло уборки. И труп, нельзя, чтобы авроры...Внутри все сдавливает от пронзившего осознания, кого притащила с собой. С ним было настолько легко, что Тодд позволила себе обмануться, задвинуть даже не в декорации, а в текстуры напоминание, что как раз таки кому, как не Лонгботтому, сообщать аврорам, верить в доблесть и честь этих белых плащей.
- Робин... - осторожно, приглушенно, как затаившаяся в кустах кошка, - ...ты же понимаешь, надо избавиться от тела.
Она смотрит в глаза, пытаясь сквозь свет палочек уловить изменения в лице. Встает медленно, пока говорит, кружащим коршуном обходит тело, чтобы подойти вплотную к парню: если он решит применить заклинание, придется заморочиться с выбором, чтобы не задело его самого.
- Нельзя, чтобы узнали авроры. Кто будет вести следствие, когда замешан Лютный Переулок. Знаешь, кого они обвинят? Меня. - шаг, наступление. Наглый шантаж, не лишенный смысла. - Знаешь, кого они еще обвинят? Тебя. - голос низкий, вкрадчивый и вроде бы удачно спокойный, как учили. Только бьющаяся венка выдает. Всем нужна мотивация. - Здесь полно наших следов, и "половина улицы видела мою новую пассию в твоем лице". - близкое цитирование звучит почти как издевка. Ничто не убеждает сильнее, чем вернувшиеся удары собственных слов. - Ты же не хочешь расстроить родителей, Робин?
И где-то в глубине души Вендолин не хочется, чтобы он расстраивал её.
Колдомедикам приписывают ампутацию эмоциональной составляющей их службы, в простонародье зовущейся эмпатией. Сострадание ко всему живому подвергается душевному насилию ежедневной службой в стенах госпиталя до тех пор, пока оно не притупляется, подобно слишком долго не затачивающемуся лезвию обыкновенного кухонного ножа для разделки мяса. На Робина не хватило хирурга с пилой, потому как каждый пациент - будь то сволочь конченная из Лютного или несчастный в своей ликантропии оборотень - оставляет на нем отпечаток, похлеще раскаленного чугуна. По этой причине к концу рабочего дня он из красавчикам по всем параметрам превращается в красавчика с внушительным минусом к "мане".
Два выпученных глазных яблока таращатся на него с пола, рот распахнут и перекошен набок, обрамленный тонкими белесыми губами, словно знакомый Вендолин с улицы кричал во всю глотку, пока не проиграл в схватке за жизнь. Робин не чурается, проводит ладонью по окровавленному иссохшему лицу покойника, прикрывая ему веки, а у самого в белокурой головушке вертится одна единственная навязчивая, как муха, мысль, смогли бы они поспеть к нему на помощь, не провозись так долго на пути к мастерской? Абсолютно неважно, кем был этот самый Алистер, но подобной мучительной смерти не заслуживало ни одно существо на земле, кроме непосредственно осмелившегося на подобные деяния.
- Он не сдох, его убили, У-БИ-ЛИ, ТОДД! - Роб вскидывает руки, сбитый с толку попытками девушки абсолютно вандальским образом обобрать труп, мол к почившим надо бы испытывать хоть немного уважения, но аргумент про ненадобность стремного порошка слишком силен. Вряд ли тело Алистера желает придаваться поимке кайфа в сачок для бабочек. - Насчет Ж.О.П. не знаю, но женщины иногда кровь попить могут. И у нашего клиента ее тоже испили. Причем с особым аппетитом.
Лонгботтом терпеливо дожидается, когда девушка обчистит (видимо, дорожка из Америки через океан потрепала ее на славу, научив выживать всеми мыслимым и немыслимыми способами) бедолагу-мужика до последнего сикля, чтобы снова получить доступ к начинающему коченеть телу (слишком большая разница во времени меж их прибытием и смертью - они все-таки не успели бы). Пальцы быстрыми движениями ощупывают покрывшуюся пятнами кожу, замирая подле рваной раны на шее с отпечатками клыков. Подобный вид ранений они проходили во время стажировки, но на практике, слава Мерлину, сталкиваться с ними выдается не столь часто. Сейчас его знакомые целители попадали в ряд от зависти, только вот хвастаться опытом не охота.
- Откуда ты набралась таких глубоких познаний в кровавых делишках? Вряд ли маггловскими хоррорами увлекаешься? - он поднимает на нее голову, глядя снизу вверх, но одного взгляда достаточно, чтобы отбросить вопрос за ненадобностью. У девчонки столько скелетов в шкафу, что ему жизни не хватит наделать столько гробиков для них. - Это либо укус вампира, либо его подражателя. В данных условиях я не могу проверить кровь на содержимое слюны, но... Ты ведь понимаешь, что твой Алистер стал жертвой какого-то маньяка? Возможно, того самого вампира, который уже совершил серию нападений. Мы обязаны сообщить авр...
Вендолин предугадывает ход его мыслей, меняя заданное направление, и перебивает его жалкие старания вразумить антагонизмом ответного заявления. Из него воспитывали благонадежного и законопослушного члена магического общества. Законопослушный - означает обращаться в соответствующие инстанции в случае нарушения закона. Один раз он уже промолчал о произошедшем в подворотне Косой Аллее, с трудом сохраняя невозмутимо-вежливое выражение лица, когда коллега зачитывал ему заметку из "Ежедневного Пророка" днем позже, но тогда пострадавшей стала Вендолин, и схватка не закончилась смертью кого-то из их четверки (да-да, низзл занимает почетное место среди них, так, может быть, все дело в коте?! Хотя он вроде не черны!). Теперь они имеют дело с трупом. С трупом, который еще час назад был вполне способным передвигаться и называть девушку, на которую запал Робин, "птичкой".
- Но-но так нельзя! У него небось есть жена, дети, родители, которые будут искать. И как ты представляешь "избавиться"? Это ведь не тараканы в квартире, чтобы вызвать службу по устранению. Вендолин Тодд, у нас мертвец посереди какой-то мастерской, которого отследили, подкараулили и заставили умирать в муках. Хрен его знает, драккл подери, сколько трупов на этом психопате. СКОЛЬКО трупов еще впереди! - он вскакивает на ноги быстро и резко, жестикулирует с таким отчаянием, будто сейчас захлебнется от накрывающих его эмоций. Робина бомбит не по-детски. Из ушей скоро повалит пар, как у паровозика, отходящего от платформы 9 3/4. - Плевать. Плевать. Плевать. ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО НА ЕГО МЕСТЕ МОГЛА БЫТЬ ТЫ?! Что, если маньяк ждал тебя? Что, если он вернется? И меня не будет рядом. Может быть... это самое... я переживаю за тебя... дуреха.
Он устало трет виски по часовой стрелке, пытаясь утрамбовать остаток дня в компост, чтобы голову не разорвало от беспорядочных мыслей. Робин снова весь в чужой крови и может составить своим драным видом конкуренцию низзлу в его худшие дни беззаботной уличной жизни. Перед глазами всплывает образ папы, который всегда с гордостью представлял его друзьям и знакомым, и любимой матушки, которая до сих пор целовала его в обе щечки и в тайне прятала завернутые кусочки (на самом деле КУСКИ, достойные великана) тыквенного пирога, лакричные волшебные палочки и упаковку "Пестрых Пчелок" в сумку, когда он после ужина уходил из отчего дома к себе. Роб с детства ненавидел лакрицу, но до сих пор не решился признаться в этом матери, благодаря ее письмом, отправленным с сипухой, за сладости. Если за расследование возьмутся авроры, то они с Венди будут проходить свидетелями (или не только?) по делу, и информация на хвосте у метлы донесется до дяди Гарри, а он уж посчитает своим долгом доложить старшему Лонгботтому, что у его сына неприятности. Роб вздрагивает, представляя, с какой тоской глядит на него отец. Его младшие сестры - он ведь всегда был для них образцом и самым лучшим братом на свете! - перестанут смеяться над его рассказами и байками. Лукас, с которым и прежде не слишком ладилось, оборвет с ним последние связи, зато сможет завоевать свое местечко под родительским солнцем.
Пока, многообещающая карьера целителя.
Пока, доверие и любовь семьи.
Пока, блестящая репутация.
Пока, давнишние друзья.
Робин тогда сам придет к маньяку и станет его добровольной жертвой, потому что он не готов лишиться близких ему людей. У Венди вена пульсирует на шее от страха или напряжения. Ему ценой прежних крепких отношений с родными найдут оправдание, не позволят предстать перед Визенгамотом, но кто заступится за несчастную и вкусившую грязи девушку из Лютного? Робин готов пустить в расход себя, но как прикрыть ее тылы? Их недолгое общение дает ему понять, что с социумом у Тодд не слишком складывается, иначе она бы бросила его где-то в подворотне. Он ей нужен, пусть не подобно строкам из сопливой пьесы о чувствах с первого взгляда (этим Робин себя даже не тешит), а из сухого и хладнокровного расчета, жесткого прагматизма, но все равно нужен.
- Закрой дверь, наложи оповестительные чары. Нам гости нежданные не нужны. - Роб не готов подвести ее. Роб действительно не хочет расстроить родителей. - Эй, низзл, кончай строить из себя свободолюбивую кошку и сиди на шухере, понял? С меня причитается.
У Джона было не много правил, но те немногие он вдалбливал так, пока не выжигались на подкорке головного мозга принципами выживания. Холодный расчет. Держать себя в руках. Как учили. "Паника - первое, что тебя убьет", - любимая присказка Джона, правило - для неё. Он предпочитал сам и учил её действовать по ситуации, но непреложным оставался очевидный закон - тухлое яйцо из корзины надо убирать. Его нельзя спрятать, нельзя зарыть в земле, думая, что шлейф не потянется следом. Резкий характерный запах привлекает всех, от травоядных до хищников, и в ту самую минуту, когда ты позволишь себе надежду, что никто не заметит вони, тебя раздавят.
Робин вскакивает быстро, порывисто, заставляет отшатнуться назад, чтобы не быть сметенной разведенными в широких жеста руками. На лице ни следа былой залихватской ухмылочки, стереть которую хотелось, но не таким способом. Вендолин не взялась бы описать всю ту смесь эмоций, что играет у парня на лице, искажает черты одновременно в осуждении, страхе и обвинении происходящего в абсурдности. Эмоции заразительны, особенно настолько яркие. Вирус, передающийся воздушно-зрительным путем тем быстрее, чем они интенсивнее, а в последнем парню не отказать, и Тодд не знает, сколько еще выдержит оборону ее иммунитет из жесткого хладнокровия, подсказывающего, что, возможно, пора очищать корзину.
- Какая разница, сдох он или его убили. - Вендолин делает шаг и тут же отступает назад, чтобы не попасть под выброшенную вперед руку. Снова шаг, но на этот раз пытается схватить Робина за предплечья, чтобы он хоть на секунду перестал крутиться мельницей, взглядом и жестами бесконечно возвращающейся к распростертому на полу телу, - Важно только, что трупак на нас! Вот наша проблема. - наконец ей удается ухватиться за пальто. Тодд сжимает крепче, перебирается одной рукой к плечу и стискивает его, встряхивая парня, чтобы он, наконец, перестал озираться на разорванную шею.
- К дракклу жену и детей. Мы его не убивали, Лонгботтом! Я не говорю о том, чтобы упрятать его навеки, главное сделать так, чтобы тело не привело к нам. Все остальное - не нашего ума дело. Ты можешь подумать о себе?..Робин. Робин, не смотри на него.
Маньяки, сталкеры, будущие жертвы - все это неважно, если завтра вместо обеденной похлебки в "Дырявом Котле" аврорский отряд с мерзкими улыбочками затянет на руках жгучее заклинание связывания, в кои-то веки получив повод прикрыть мастерскую, а заодно засадить их всех. И это она обеспечила свидетеля, собственноручно положив в корзину непроверенное яйцо.
Чем громче говорит Лонгботтом, тем тише становится сама Тодд, словно их крутят одновременно в обратном направлении. Ладонью девушка насильно пытается повернуть лицо парня к себе, а когда не удается, тянет голову так, чтобы собой закрыть обзор на тело. В какой-то момент светлые глаза фокусируются на ней, и кажется, что назревает штиль, пока в следующий момент не накрывают новые волны.
- Но я не на его месте! - как же она ненавидит разъедающие душу "что, если". Глупые, засоряющие голову ерундой и мешающие двигаться вперед "если", что иногда начинают шевелиться внутри нее самой под крышкой гроба, забитого еще в пятнадцать. - Возьми свои "если" и...!
Что делать с "если", собственно, так никто и не узнал, даже сама Вендолин. Хватка слабнет до тех пор, пока рука не скатывается вдоль рукава вниз, словно по надувному трапу, и в последний момент цепляется за манжет. Девушка поджимает губы, застигнутая врасплох. Привычно бы предположить, что в нее бросили дешевым приемом, рассчитанным на впечатлительных барышень, но что-то ломается, заставляя воротить нос от подобной мысли. Было ли дело во взгляде, или во всклоченных волосах, а, может, часом ранее доверчиво распахнутые руки с обещанием поймать - она не знала, но знала, что он опять ее обозвал, раз в шестой. Хотя, казалось бы, кто считает.
- Тогда будь рядом, - простое, как ей кажется, решение, окончание которого в виде "пока не разберемся со жмуриком" остается не озвученным.
Тодд отпускает Робина, и палочка чуть не падает на пол, проскользнув между пальцами. Девушка успевает ухватить рукоятку в последний момент, доли секунды древко балансирует в воздухе, как жук на ниточке, и чем-то напоминает текущую ситуацию. Вот только ниточкой, от колыхания в ту или иную сторону которой зависело все, был Лонгботтом, сдавливающий свои виски с такой силой, словно стремился выдавить из себя окончательное решение самым болезненным способом.
Каждый человек чувствует ту острую минуту в принятии решения, когда любое вмешательство непредсказуемо качает весы, а то и вовсе сносит их на пол вместе с самим столом. Учуяв её, Вендолин отступила. Она провела тыльной стороной ладони под носом, стирая почудившуюся грязь, но больше из желания заглушить движением вновь вставшие перед глазами под голос Гудмэна яйца и корзины. Как она, гиппогриф задери, должна позаботиться...
Скрип половиц под ногами ведет к Алистеру, а от него - к упомянутым вампирам. "Алистер ненавидел тварей", - вспоминает Тодд его пьяные бравады, из которых любой бы понял, насколько твари его пугали.
- Видимо, не зря. - падает вниз, аккурат на рану цокнувший шепот.
Еще Алистер здорово напивался, чем веселил всю разношерстную компанию, что занимала один и тот же столик в "Белой Виверне", материла друг друга на чем свет стоит и, без сомнений выпустила бы собутыльникам кишки при необходимости, зная, что все поймут, как и соберутся за этим столиком снова. Теперь без Алистера. Вендолин уверена - он бы её понял. Буквально орет своими трупными пятнами: "Тормозишь, птичка".
Тодд вздрагивает и оборачивается на внезапно заговорившего Робина. Он сосредоточен, голос чуть хрипл и надломлен, но сейчас некогда заниматься реанимацией раненой совести. Девушка серьезно кивает, а чувство облегчения позволяет дышать чуточку свободнее. Она не решается вежливо заметить молодому человеку, что не умеет накладывать оповестительные чары, но выскакивает в торговую часть помещения, чтобы следовать старой схеме и отдать команду Крафту, что до сих пор справлялся не хуже всяких заклинаний. Вдогонку летит схожее указание от Лонгботтома, и они вдвоем - девушка и низзл - обмениваются многозначительными взглядами.
- Не указывай моему бандиту, - беззлобно бросает Тодд, вернувшись в заднюю комнату.
Первым делом она подошла к столу для ремонта. Взяв палочку ртом, девушка двумя руками выдрала единственный выдвижной ящичек. На пол полетела пыль, замызганные записки со списком покупок, какая-то щепка и даже фантик от "Друбблз" - в общем, всякий неприглядный мусор. Пальцы легли на полированное дно, поползли, осторожно нащупывая, а потом резко надавали. Щелчок - они все еще были здесь. Вендолин выгребла четыре аккуратно сложенных бутылька с зельями непонятного цвета и мутным осадком на дне и сунула их в карман. Палочка изо рта перекочевала за ухо, отчего напоминала сбитый усик рыбы-удильщика. Тодд подошла к трупу и, разминая пальцы, посмотрела на Робина:
- Достаточно будет прибрать здесь, а его скинуть где-нибудь в Лютном. Авроры закроют дело, даже не открыв. Или ты думал, я предложу расчленить, а части вшить в официального жмурика? Э-хей, Робин, как не стыдно!
Девушка наклонилась и схватила Алистера за рукава, приподнимая руки, но к ее неудовольствию Робин не поспешил подхватить тело за ноги, чтобы вынести его из комнаты перед уборкой. Всерьез, что ли, обдумывал ее слова?..
- Никакой магии, - поспешно предупредила Тодд, проследив за начавшимся движением палочки, - она оставляет следы. Ну что, по-божески, ногами вперед?
Хочешь сделать девушке приятно - сделай подарок своими руками. Например, помоги перетащить тело.
Алистер оказался тяжелее, чем она себе представляла. Даже с помощью силенок хвастливого игрока в квиддич бедолагу больше тащили, чем несли, как Кристофер Робин Винни-Пуха - за лапу, бумкая головой о ступеньки. Ступенек, ну разве что кроме невысокого порога, не было, однако полы собой Алистер протирал не хуже половой тряпки. В проходе же он вовсе застрял: рука зацепилась за что-то в темноте и издевательски не пускала дальше, начиная натужно трещать.
- Тайм-аут! - полушепотом прикрикнула Тодд, - Он застрял. Давай обратно
Если верить пролившемуся комментарию, Робин идеей не впечатлился.
А дальше случилось сразу несколько вещей. Вендолин потянула назад, чтобы освободить руку, но с глухим треском четыре пальца из пяти оторвались от руки и остались зажаты между последним котлом и стойкой к нему. Тодд издала виноватое "ой", которое заглушили "оповестительные чары" - кошачий протяжный мявк, тут же перерастающий в стук в дверь.
- Мммм-едный второго размера! - заплетающимся пьяным языком, но крайне уверенно провозгласила дверь.
Отредактировано Wendoline Todd (2019-04-27 21:01:09)
Габариты проблемы, охарактеризованной девушкой легким словом "только", кажется Робину куда более глобальными, потому как принятое ими решение ставит на кон слишком многое: собственные шкуры и жизни других людей, которых ожидает та же незавидная участь, что и мужчину из Лютного. Не умеет Роб в наплевательство на весь мир, поднимая руки в знаке поражения и сдаваясь пред простыми принципами решения насущных бед и операцией по спасению своей задницы. Он добровольно соглашается принять участие в этой дикой и совсем неэтичной затее, но оправдывает себя и гладит по шерсти совесть, ссылаясь на желание укрыть Вендолин теплой мантией от летящих камней и стрел и попытки оградить свою драгоценную семью от разочарований и порции боли. Оправдать можно всякое, если умело вывернуть действительность наизнанку. Вопрос в другом, насколько потом удастся жить с муками совести? И долбанная рваная рана на шее все мозолит глаза, вынуждая противиться мягким ладоням, которые скользят по щеке и отворачивают его взор от кровавой массы на полу. Он все трясет головой, скидывая девчачьи пальцы, словно что-то поменяет, если он еще с минуту будет прожигать дыры на трупных пятнах. Алистер не оживает, подобно принцессам в сказках, не восстает из царствия мертвых, как Темный Лорд дважды за свою карьеру, лежит себе, как ни в чем не бывало, прохлаждается, а им подчищать место преступления.
- В смысле подумать о себе? - он удивленно хлопает ресницами, не въезжая, как происходит процесс обдумывания. На заботу о себе времени слишком мало, когда то Пресвятой Мунго зовет, то начальство экстренно появляется в пламени камина, то кот на дереве хвостом кверху повиснет, то всякие девушки в темных переулках неприятности сачком ловят (чего же им за бабочками по полю не бегается?). Робина учили в жизни всему, начиная от долга перед Министерством Магии и заканчивая милосердием к миру, но не пожиранию шоколадной плитки с фундуком в одну харю. Получилось по итогу то, что получилось. - Я рядом, Т-т-т... Вендолин. Рядом. Всегда, когда тебе потребуется.
Он находит силы оторваться от трупа, когда поначалу крепкая хватка на плече становится слабее, словно его слова доносятся до сознания девушки, отыскав все-таки приют под тенью инстинкта самосохранения и вынесенных жестоких уроков жизни из существования меж домов Лютного Переулка. Против топора не имеет смысла выходить с топором, когда можно подложить мягкую подушку, пусть кромсает на перья и лоскуты, пока не устанет. Лонгботтом в виде той самой подушки. Венди - топор. Колдомедик верует в магическое действие доброты и тепла, которые могут бросить лучик света даже в душе погрязших в темноте людей. Он искренен в своих словах, которые срываются с кончика языка быстрее, чем он успевает его прикусить до вкуса железа во рту. Роб плетет вокруг нее бережливые паутинки, обязанные защищать девушку, на какую тропинку не ступила бы ее нога. Учитывая, что тропинки эта ножка выбирает кривые, то оберегать ее придется частенько. Супергерой mode on.
- Твой бандит слушается и верно сечет, что дело без меня будет пахнуть тухлятиной еще сильнее. Видимо, он не стремится предстать перед судом и провести остаток кошачьей жизни в Азкабане. - Робин под скрип половицы до дверей и обратно склоняется над тем, что осталось от мужичка после расправы, складывает его руки на груди знаком "Х", распрямляет коленные суставы, пока конечности не превратились в неподатливый камень. - Клиент готов к транспортировке.
Звучит гадко, но без юмора во тьме мастерской средь вони наедине с трупом без смеха можно полезть в петлю и вздернуться. Он краем глаза из-под ресниц следит за махинациями девушки подле рабочего стола, замечая знакомые склянки, которые перекочевывают в карман мантии. Вспоминается с запозданием, ЗАЧЕМ он ее искал в Лютном. Волшебная палочка за ухом смотрится слишком по-домашнему, словно она собирается готовить пирог пастуха на кухне. У Робина губы даже расплываются в полуулыбке, потому что естественность Тодд в те редкие моменты, когда она уверена в собственной невидимости и не замечает пары наблюдающих глаз, настолько притягательная и непосредственная, что забывается ее воровская сноровка, профессиональный подход к мертвецам (что даже местный патологоанатом обзавидуется) и кайфовый порошочек в пакетике.
- Про расчленить - это ведь в шутку, да? - он тыкает пальцем в несчастного Алистера, которому еще предстоит с ними намучиться. - Нет, конечно, можно и расчленить, то есть, с точки зрения перемещения так оно удобнее, но мне его как-то жалко. Вроде видный мужик. Был. Пусть таким и похоронят.
Он выдыхает, когда Вендолин берется за тело по другую сторону, намереваясь просто скинуть груз в ближайшей подворотне. Волшебную палочку ему использовать не дают, что превращает задачу из "просто скинуть" в более сложную и кропотливую миссию. Робину хочется побыстрее разделаться с так себе работенкой, привести себя в порядок, выбросить все шмотки к дракклам, опустошить бутылку старика-огденского и залиться зельем сна без сновидений, потому что он "это все" не заказывал на ужин. Иллюзорно кажется, что Алистер внезапно весит несколько тысяч фунтов, никак не меньше, потому что они едва отрывают его от пола. Отсутствие мышечного тонуса превращает ношу в неподатливый мешок, набитый картошкой, который кажется многим тяжелее, чем он есть на самом деле. Потому Робин, наученный опытом общения с мертвецами, проклинает, что нельзя воспользоваться магией, как целители и санитары то делают в Мунго, когда речь заводится о почивших волшебниках или бессознательных пациентах.
- Учитывая, что ему сулит Мерлин знает сколько времени провести наедине с уличными крысами, то, думаю, ногами вперед - самое малое, что мы можем сделать для твоего хозяина птицефермы, - хреновая идея - тащить мертвеца прочь из дома дуэтом. Из низзла тут помощник никакой, пусть лучше на стреме стоит и ухо в остро держит, как парни в Хогвартсе, когда он тырил продовольственные запасы или мотался в Хогсмид в тихую за пивом и фейерверками. Лучше бы они с Вендолин отправились на маггловские карусели крутить колесо-удачи на выигрыш плюшевого единорога, хотя с их фортуной им даже среди бесполезных гавно-призов досталась бы резиновая какашка. - Да куда ты дергаешь. Сломаешь ведь.
И ломает. Когда-нибудь эта девчонка начнет к нему прислушиваться! Кто просил ее дергать с такой силой, словно это не рука, а неспелое яблоко на ветке, которое дети-разгильдяи непременно пытаются выкрасть из соседского сада. Четыре пальца падают на пол, следом разлетаются котлы, причем с таким звоном и так неожиданно, что Робин вздрагивает в первый раз, едва не теряя контроль над верхней частью мертвой ноши, которую девушка старательно выталкивает из дверного проема обратно в комнату. Второй раз Лонгботтом вздрагивает, когда низзл вспоминает про свои обязанности сторожа и разрывается ревом под стук во входную дверь. Голова Алистера все-таки выпадает с глухим "БУУУМ" из рук и стукается о половицу. Небось при жизни мужик никогда не думал, что будет мечтать, наконец, оказаться в окружении Авроров.
- Бл...! - стук в дверь оказывается вполне говорящим. Кот снова мяукает, делая вид, что выполняет свою работу охренеть как хорошо и заслуживает свежей консервы. - Ты дверь запечатала заклинанием?
Он поднимает голову на девушку, но выражение ее перепуганного лица, словно ее застали врасплох, вполне однозначно сообщает о том, что никаких чар там нет. Робин хватается за голову и начинает в панике кружить по комнате, пытаясь сообразить, как исправить фейл. Впрочем, фейлы на то и фейлы, что не поддаются исправлениям. Теперь они точно влипли. Коль их спалят за столь непристойным развлечением, так молва пройдется по всему Косому и Лютному - и нашим, и вашим, и тогда им точно куковать в одной камере в тюрьме на острове. Прости, папа. Прости, мама. Ваш сын - "мама ама криминал" и идиот.
- Так и знал, что наш план провалится, потому что у нас нет никакого плана. И мы в лучшем случае два гробовщика по цене одного на минималках. - Робин переходит на громкий шепот. - У тебя что ли свидание ночное назначено? Кому нужны "котлы" в такой час? Самогон гнать если только.
Он подпрыгивает к разноразмерным котлам на любой даже самый извращенный вкус, берет сразу три разных сплавов и размеров, складывает один поверх другого и насильно всучает Тодд, чтоб не артачилась. Стук превращается в настойчивую барабанную дробь, а заплетающийся язык по ту сторону требовательно просит получить свой товар. Из товара Робин может предложить ему только мертвеца. И того без сиклей.
- Шуруй к гостю, отдай ему котлы, деньги не бери, лучше отвадь ухажера подальше. Я пока прикрою наших скелетов, чтобы не обветрились на сквозняке. - Роб стягивает с плеч пальто от «Твилфитт и Таттинг», решив, что после сегодняшних приключений оно ему больше не пригодится, расстилает на полу, подхватывает Алистера за влажные подмышки и затягивает по дюйму на импровизированную простыню. В их нелегком деле главное - творческий подход. - Пальтецо тебе впору пришлось, погляди-ка, приятель. Отдал бы в качестве компенсации за моральный ущерб, но эти буржуи в брэндовых магазинах вышивают магические инициалы.
Он заворачивает мужика в ткань, словно в кокон, и, пока девушка выясняет отношения с привязавшимся на ночь глядя пьяницей, принимается обыскивать ящики на наличие веревки. Толстый канат - хоть действительно вешайся - обнаруживается на одной из подвесных полок, болтается сиротливо. Робин находит ему применение, обматывая Алистера несколько раз, чтобы ненароком... не размотался. Для этого ему приходится поворачивать его то в одну, то в другую сторону и при этом не кряхтеть слишком громок. Благо от любопытных глаз с улицы их скрывает кусок стены и косяк. По-партизански ползком Робин дотягивается до потерянных пальцев и подпихивает их под складку ткани, дабы не забыть где-то.
- Сбагрила своего сталкера к василиску подальше? - спрашивает он, когда слышит приближающиеся шаги. - Ну как тебе наш Алистер? Красавчик, не находишь? Мне кажется, та-а-ак перемещать его лучше, потому что тащить окровавленное тело через все улицы незаметно и без магии... э-э-э, немного не практично.
Вендолин так и застыла в глупой позе: полуприседом, спрятавшись за нависшие вперед волосы и согнувшись коромыслом над обеспальцованной рукой, где единственный не лишившийся насеста большой палец красноречиво показывал "ну, класс!" Будь среди них магглорожденный, не удержался бы от истерического вскрика из-за встречи с кумиром детства - девочкой из колодца.
Повалившиеся котлы минным полем перекрыли путь отступления, на который под выразительным взглядом Лонгботтома хотелось ступить без промедления и дополнительных комментариев.
- Я придвинула стул... - Тодд попыталась выдвинуть себе оправдание, пользуясь тем, что Робин не может обернуться и с праведным гневом узреть, что никакого стула нет и в помине. Как и заклинания.
Неожиданный, но вполне обыденный поздний визит, каким считала его Вендолин, оказывается спусковым крючком для нарастающей паники парня. Салага.
Для начала Робин позволил трупу упасть - ну прямо-таки смачно шлепнуться - на пол с угрозой избавления от еще какой-нибудь конечности. Каменеющий Алистер потянул к земле - а, казалось, на дно - сильнее прежнего, так что пришлось отпустить бедолагу и ей.
Затем Лонгботтом коршуном закружил по комнате, хотя в данный момент больше напоминал не хищную птицу, а носящегося за собственным хвостом щенка, который недоумевал, что его преследует сзади. Несмотря на то, что вербальный фонтан разразился испуганными, но едко-забавными комментариями, Вендолин поднесла к губам палец, тем самым надеясь повернуть винтик в нужную сторону и уменьшить напор:
- Не ревнуй, думаю, действительно пришли за котлом. Ты можешь не скакать блохой?
Но Робин не мог. У каждого человека есть что-то, что находилась за пределами личностных и физических возможностей. Для Лонгботтома, очевидно, этим чем-то было смиренное послушание и ничего неделание. Вендолин направилась к двери, лихорадочно соображая, как выкрутиться из сложившейся ситуации, но не успела сделать и двух шагов, как ее настигли котлы. Башенка из котлов, заботливо собранная и с носорожьим упорством вложенная в руки Робином, что из простого паникера на глазах превращался в командующего парадом абсурда.
- В смысле не брать деньги?! - только и успела шикнуть Вендолин прежде, чем ее настойчиво толкнули к двери, рискуя уронить вместе с котлами. Переложив ношу поудобнее, девушка переключилась на субъект за дверью. Кажется, тот начал отбивать мотивчик "Моего веселого гиппогрифа", того и гляди, начнет бессвязно горланить. - Да иду я!
Удерживая котлы, девушка приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы высунуть свое лицо, но не дать просунуть любопытную харю гостю. Харя оказалась незнакомой, с застрявшими листьями салата и следами соуса в бороде, и к счастью с плохо фокусирующимися глазами. В казалось бы привинченных сразу к шее руках чуть пошатывающийся мужик держал фляжку, а на натянутой на пузо футболке игриво подмигивала набиравшее в последнее время популярность музыкально-танцевальная группа из вейл WinX.
- Жжоне! Чет ты исхудал, мужик. И мышца обвисла, - щурясь, посочувствовала харя. Однако, видимо, смекнув что-то в "обвисшей мышце", алкогольным дыханием выдала, - А где Жжоне?
Вендолин подбоченилась одной рукой, второй приподняв котлы - свои мышцы она считала вполне ничего такими:
- Жжоне в отъезде. Я за него. Ммм-медный второго размера? - Тодд вышла за порог, прикрыв за собой дверь, и протянула мужику котельную башенку, чтобы тот в рамках самообслуживания узнал свой котел из тысячи. По бокам, по крюкам, по донышку.
- А ты, эт, малая его, че ли? - с сомнением уточнила харя, почесывая лоб фляжкой. К кому относилось сомнение оставалось неясным: то ли к ней, то ли к котлам, среди которых мужик не то, что свой, но даже просто второй размер не мог вычислить.
Смекнув, что котел был, вероятно, предлогом для чарочки другой и сопутствующего затяжного горлового пения песенок WinX, Вендолин поспешила помочь с выбором, пока метущаяся между сомнением и разочарованием харя не увидела в ней компанейскую замену "Жжоне".
- Ага, она самая. Вот ваш ммм-медный, - девушка отсоединила от башенки нижний котел и впихнула, практически повесила на руку бородачу, после чего добавила, кивая подбородком на футболку, - Им точно нравится второй размер.
Неизвестно, не начнет ли Робин разлагаться рядом с Алистером, пока она тут торчит в компании котлов и захмелевшего фаната вейлочек. Последнему ответ понравился, а робко выглядывающие из одеяльца бороды щечки зарозовели. Фанат погладил пузо с захихикавшими на нем девочкам и начал медленно, неловко шарить по карманам в поисках денег. Но для начала - в поисках самих карманов. Вендолин закатила глаза и одним резким движением отобрала флягу.
- В расчете, - девушка приподняла свою добычу. Харя пару раз осоловело моргнула, а затем пожала плечами.
- Передавай - ик - Жжоне я пошел.
Первое, что увидела Вендолин, когда захлопнула за собой дверь - заботливо завернутый кокон из пальто и кудахтающего над ним в одной рубашке да брюках Лонгботтома, вокруг шеи которого обвился модный шарф. Парень будто ждал, когда обескровленный Алистер начнет превращаться в бабочку. "Какой-то сюр". Она бросила на пол оставшиеся котлы и отхлебнула из фляги щедрый глоток. Не огневиски, не сливочное пиво, но какое-то шипящим ручьем разливающаяся по венам жидкость начала драть горло когтями до гадкого резкого вкуса, заставив негромко кашлянуть. К удивлению, из оставленных ею ран медленно сочилось терпкое, чуть сладковатое послевкусие, взрывающееся в носу последними шариками.
Тодд подошла к парню и протянула флягу:
- На.
Лицо говорило красноречивее слов: тебе надо, возражения не принимаются. Получив несколько отрешенное удовлетворение от бури эмоций на лице Робина после глотка, Вендолин прицепила вернувшуюся флягу на пояс и вернулась к низкому старту, в котором застыла ранее.
Свет волшебного фонаря выцепил их между поколениями враждующими аптеками Малпеппера и "Слизень и Джиггер". Фонарь относился к своему служению ответственно, с гордостью исполняя осветительный долг перед обществом, указывая путь припозднившимся прохожим, мешая спать дворовым кошкам. Сегодня он с искренней верой в свое предназначении гонялся за странной ползущей многоножкой, пока, наконец, не настиг убегающую и не озарил своим дружелюбным сиянием. Многоножка, в желтом тусклом свете распавшаяся на парня, девушку, нечто длинное между ними и пьющего из лужи кота, недовольно заворчала, разбавляя междометиями охи, ахи и стариковские кряхтения.
Вендолин грешным делом хотела предложить бросить Алистера прямо здесь, огласив его жертвой войны двух конкурирующих аптек, но с сожалением отметила, что отчаяние пока еще не достигло черты "И так сойдет". Оно в принципе не поднялось ни на грамм, в отличие от усталости и нервного напряжения. На их счастье в отдаленном аппендиксе Косого Переулка прохожие кончились, и пополнение ожидалось не раньше утра. Оставалось лишь следовать пути заблудшего самурая - то есть, по подворотням, огибая более туристические места.
Мастерская по ремонту котлов осталась позади, начищенная до неприличного блеска. Настолько, что Тодд посчитала нужным плюнуть на пол в паре мест, чтобы выглядело менее подозрительно. Уборкой, конечно, пришлось заниматься Лонгботтому. Девушка искренне хотела его поддержать, но первое же "экскуро" стерло не только кровь, но и покрытие с парочки котлов, а заклинание для очистки стен наводнило полкомнаты мыльными пузырями, после чего и без того нелегкий труп стал несколько...мыльным.
- Я смотрю, чтобы никого не было, - отмазалась Тодд, когда в одной из подворотен Робин обнаружил, что она целых полквартала не несет, а пинает их кокон.
Фонарь здесь уже не доставал своими мерзкими лучевыми лапищами, потеряв их из виду. До Лютного Переулка оставалось не так уж много, отчего перерыв показался более, чем уместным - перед вторым марш-броском требовалось куда больше сил: в бары там приходили позже, а значит, они с Робином должны двигаться быстрее.
Вендолин прислонилась к кирпичной стене на углу и вытерла выступившую капельку пота на виске. Из всех видов вынужденного спорта таскание мертвых тел на длинные дистанции грозило возглавить топ нелюбимых.
- Ты в курсе, что у тебя уже и рубашка грязная? - шмыгнув носом, негромко спросила Тодд. Сначала пальто, теперь рубашка - одевшийся не по случаю парень рисковал в скором времени проиграть в этой игре на раздевание все свои мажорные вещички. Вместе со здоровьем, если ей не показалось, что он ежится. Девушка вытащила из мантии свои вещи, включая награбленные сикли и склянки с зельем, распихала по карманам накинутой под нее потертой, великоватой кожанки.
- Эй, лови. - она скрутила мантию в куль и кинула Робину. Вещи он ловил лучше, чем людей. - Не Версаль...- очевидно, путая со услышанным когда-то Версаче, - ...или Таттинг, конечно, но еще теплая.
И пыльная. И с темным пятнами въевшийся крови. Но, безусловно, теплее, чем рубашка.
Ревность скребется в сердечке коготками, но парень мужественно и гордо задвигает ее в дальний угол, чтобы не мешалась под ногами, подобно четвероногому бездельнику, во время их super-secret операции. У него язык чешется спросить про Жжоньку, которого местный пьянчуга-зельевар все пытается разыскать, прикрываясь котелками. В годы стажировки молодого целителя Лонгботтома учили уму-разуму и заставляли ставить магическую подпись под правилами безопасности (как отличник местного пошива, он выучил наизусть все сто одиннадцать), среди пунктов которых стоял запрет на варку зелий, находясь не в здравом рассудке и трезвой памяти. Жжоня, как он успевает понять, собирает респекты и коллекционирует дружеские попойки и заодно водит шашни с малышкой Тодд, поэтому Робину не нравится априори, без лишних разборок и разговоров. Спрашивать о романтических американских горках девушки как-то не уместно, когда намыленный неловким (или слишком даже ловким!) заклинанием труп так и норовит вновь выскользнуть из рук, на сей раз точно расставшись с головой. По крайней мере, где-то в области шеи что-то смачно хрустит.
- Ик, пузырики не только по комнате, ик, но и в горле от этого веселящего, ик, пойла, - стрессоснимающий горячительный напиток эй-кей-эй снадобье для душевных ран, вскрывающее их, как слизистую гортани, и вновь исцеляющее сахарной водицей, справляется со своими обязанностями даже слишком хорошо. - Ик, что это за дрянь такая вкусная, ик?
Не сказать, что Робин из слабого десятка по части распития бутылки крепленного, но долгий день на ногах и впечатления, как от ночных фейерверков, играют с ним злобную шутку, покосив очи и сделав его излишне чувствительным и правдивым, как Веритасерум. За язык приходится себя прикусывать не столько метафорично, сколько в прямом смысле, дабы не ляпнуть какую дурную дурость, и занимать мысли не новой знакомой, а заметанием следов совсем не их преступления. После парочки безуспешных попыток со стороны дурехи, Роб уверенной мужской ладонью отодвигает ее в сторону, заворачивает деловито рукава рубашки до локтей (гляди, я "щаааас" покажу, как надо) и проводит мастер-класс из жизни холостяка. По итогу довольными оказываются все и даже ничего не знающий хозяин ремонтной (вот офигеет, когда нагрянет), которому маньяк-вампир сослужил добрую службу, что не пришлось даже вываливать золото домовикам (судя по всему, на деньги в этих углах народец скупой, скорее прикарманят, чем одарят). Блестит, как в музее. Даже котлы почистил добряк-Роб. Отдать смекалке Вендолин и провернутому обмену товара на бутылку должное все-таки следует, потому как тащить покойного Алистера становится легче. Легче исключительно с точки зрения морали, но никак не каменного кокона, от которого ткань на спине становится мокрой.
- Ты чего там халтуришь, птичка? Снова я один за двоих потею. - Он ухмыляется, аккуратно опуская ношу на землю и прислоняясь плечом к стене. На глаза падает лохматая влажная отросшая челка - ему давно пора обратиться к парикмахеру. Смотрит она! Пусть говорит, да не вешает лапки кальмара на уши. Смотрит она разве что на него, потому что передергивание плечами подмечает. Покрытая потом кожа обдувается вечерним почти-зимним ветерком, покрывая россыпью мурашек и остужая разгоряченное от работы тело. Он прижимается подбородком к шее, пытаясь разглядеть себя с ног до... груди, насколько ракурс делает это возможным, и замечает, что в свете фонаря похож снова на мясника на скотобойне. - И правда грязная... Зато теперь я вписываюсь в здешнюю субкультура и вполне схожу за местного. А то я уже заметил, что приличные молодые люди не в твоем вкусе. Вечно испортить пытаешься... Кстати, зачетная курточка. С какого байкера сняла? У меня похожая для покатушек имеется.
Мантия оказывается в его руке скорее по инерции, когда он хватает летящий в него объект. Когда-нибудь эта привычка выйдет ему боком, потому что он поймает какой-нибудь порт-ключ, проклятую вещицу, навозную бомбочку. "Не стоит тащить в рот все, что плохо лежит, мой кузнечик," - говорила матушка Ханна в детстве, но родительские наставления слишком часто остаются неуслышанными.
- Спасибо за руку помощи страждущему, а то шарфик хоть и от "Версачи", но греет не очень. Ну, и как я тебе? - в голосе слышен скептицизм, когда он накидывает явно узковатую в плечах мантию и крутится вокруг своей оси, едва не теряя равновесие и не заваливаясь поверх Алистера, заключая его в страстные объятия. Куртка пришлась бы ему больше по душе, но выбирать, стоя в обществе воровки и трупа в незнакомой подворотне, не приходится. Спасибо Годрик, что нет невольных свидетелей этого театра абсурда. - Похож на твоего клиента с медным котлом? Всю дорогу спросить хочу, кто же такой Жжоня, и почему тебя прозвали его малой? Не то чтобы мне было до этого какое-то дело, пфффф, но, э-э-э, если мне грозит визит от твоей ревнивой пассии на дом, то хотелось бы знать заранее. Дабы встречать гостя хлебом, солью.
Робину кажется его любопытство совсем не подозрительным. Он делает весь такой из себя независимый вид, как у тех самых сорока кошек, с напускным равнодушием насвистывает под нос песенку "Делай, как Авгурей", снова подхватывая приятеля Алистера со стороны головы. Кивком он приглашает девушку присоединиться к развлечению и занять почетную позицию в конце их маленький игры в паровик с вагончиком. Как истинный джентльмен он бы охотно освободил ее от физической работенки, но тогда перемещение тела замедлится до риска быть схваченными за "достоинство" патрулирующими аврорами.
- Давай, уложим где-нибудь близ центральной улицы, чтобы его с рассветом нашли. Не в Мерлином забытом месте оставлять гнить, в самом деле. - Робин чувствует себя по-дурацки в трещащей по швам мантии, которая сидит по фасону "slim" и едва достает до коленных ямочек. Яркий свет, бьющий в глаза, сменяется кромешной темнотой, пока через пару футов они снова не оказываются под уцелевшим от бросания камней на спор фонарем. - У тебя еще тот напиток остался? Я бы запил это дело. Помянуть мужика все-таки надо. Вот честное слово, Тодд, я еще никогда ради бабы такую хрень не проворачивал. Так что теперь ты от меня не отделаешься. Минимум два свидания. Ми-ни-мум.
- В моем вкусе живые молодые люди, а не жертвы собственной опрятности, - парирует Вендолин, откровенно намекая, что её фэшн-гребёнка, вообще-то, сослужила хорошую службу если не чувству стиля Лонгботтома, то его шансам не привлекать лишнего внимания в Лютном точно.
Отбившийся от ветряной стаи, потерявшийся виток ночного сквозняка отвесил пинка в спину, заставив засунуть начинающие краснеть руки в рукава куртки и сдвинуть последнюю вперед. Похвалу одежке Вендолин воспринимает просто, комплиментом, не улавливая насмешливой иронии, которая тонет в благодарной любви старых воспоминаний. Девушка даже приосанивается, когда отвечает, и накрывшая вдали от фонаря тьма не в силах скрыть смягчившихся черт:
- Это подарок.
Подарок прямиком из девяностых, видавший виды и некоторое дерьмо, а, может, даже Пожирателей Смерти или самого Темного Лорда - Джон не вдавался в исторические подробности, когда сбросил тяжелую куртку не то на плечи, не то на голову, чтобы она не мерзла по дороге в Лондон. Впоследствии кожанка еще несколько раз возвращалась к ней то одеялом в полупустой квартире, то мягким щитом от дождя и ветра в патрульной прогулке по центральным улицам. От нее веяло надежностью, защищенностью и немного нафталиновой старостью. Однажды Гудмэн махнул рукой, сделав вид, что забыл о куртке, да и вообще подкачался так, что руки в рукава не пролезают больше.
Схожая проблема обнаружилась и у Робина, разве что в мантию он пролез, но вызывал сомнения вопрос, а вылезет ли. Мантия обхватила крепко каждый мускул, словно стремилась слиться воедино с рубашкой, а заодно и кожей. Полы же болтались под коленками неудачным образцом супергеройского плаща. Можно подумать, парень ограбил магазин с костюмами в преддверии Хэллоуина. Впрочем, поговаривали, каким-то современным модельерам такое нравилось.
- Как со страниц модного журнала. Бьюсь об заклад, никто не обнимал тебя крепче.
Вендолин с трудом сдерживала смех, завернув губы трубочкой во внутрь. Тогда веселящие пузырьки участливого глумления разделились на две армии: одна щекотала ноздри, а вторая сжимала диафрагму, как сочную грушу, тем самым освобождая предательски изобличающие пофыркивания.
Девушка инстинктивно вскидывает руки, когда Робин начинает заваливаться, но также быстро одергивает себя: во-первых, никто не упал, во-вторых, все равно не дотянулась бы. Тодд перевела неловкое движение в потягивание и впервые ощутила, насколько каменели собственные мышцы под буквально мертвым весом. Каждая клеточка предугадывала завтрашнюю утреннюю ломку.
Девушка начала разминать шею, но удивленно подвисла на первом же наклоне: на кой черт Робину понадобился "Жонне".
- Ты слышал? - с досадой спросила Тодд, возвращая голову в исходное положение. Вопрос искренний в своей риторичности, ведь Лонгботтом забивает его подозрительно длинными пояснениями, в которых слова наталкиваются друг на друга, как люди внутри не самой спокойной очереди. Сердце, нашпигованное иголками волнения, бьется в два раза быстрее - сложно объяснить, кто же такой "Жжоня", когда любопытство парня и информация, которую можно говорить недолгим знакомцам, обратно пропорциональны в своем количестве. Иголки перестают колоть только при "ревнивой пассии", и волнительная досада расплывается в хитрую усмешку.
- О, не траться на хлеб с солью, - Вендолин подошла к Робину и начала заботливо поправлять шарф поверх мантии, - если Джон о тебе узнает - закопает даже без палочки. Он у меня вспыльчивый. Встречаться будем тайно, но если что, это ты меня соблазнил. - как ни в чем не бывало, девушка отряхивает грязь с мантии и сдувает невидимые миру пылинки с шарфа, над которым Робин вертит подбородком в попытках сохранить непроницаемое выражение полной невозмутимости. Хочется подразнить подольше, но у них совершенно нет времени. Легкий удар по плечу и Тодд делает шаг назад. Она больше не заигрывает, а смотрит с насмешливой иронией, - Да расслабься. Джон - мой начальник, ему принадлежит мастерская.
Идеально дозированная правда, лучшей фразы соскочить с языка и не могло. О том, что Гудмэн содержит лавку, знали даже авроры, что вечно проходили мимо, злобно скрежетали зубами и оставляли полдесятка пустых, по мнению Гудмэна и Тодд, обещаний найти доказательства их делишкам. На что спевшийся дуэт невинно разводил руками и предлагал два оловянных по цене одного.
Вендолин следует молчаливому указанию и хватает Алистера за ноги, которые забавно торчат из кокона. Груз двести наваливается с новой силой так, что удивительно, как на идущем впереди парне не разъезжается от напряжения мантия. Тодд смотрит ему в спину, и внутри растекается нечто более сладкое, чем послевкусие неизвестного пойла из фляги - реакция Лонгботтома на неожиданно возникшего на горизонте Джона не просто гладила по шерстке, чесала за ушком женское самолюбие. Ей нравился невозмутимый тон, с которым он спрашивал, безразлично блуждающий взгляд, словно за разговором мимоходом, но больше всего кружило голову то, как Робин сам свято верил в свою неочевидность. Искренне ли беспокоился за наличие дома хлеб-соли для гостей или нет, но его внимание льстило достаточно, чтобы признаться себе: не только за ценные навыки хочется получить в свое пользование музейный экспонат марки Р.Л.
В середине пути Крафт обленился. Зевнув во всю пасть, низзл запрыгнул на труп и, удерживаясь когтями, возлег древним языческим божком, продолжая свое путешествие в импровизированной рикше. На шиканье, попытки стряхнуть его на землю, кот реагировал с нордическим спокойствием под покрытием тотального презрения. Он не потрудился спрыгнуть, даже когда Алистер, теряя последние капли крови, шмякнулся на землю за углом "Лавки Коффина". Крафт всего-то переполз повыше, жмурясь от попавшего в глаза мыла.
Вендолин выпрямилась, отряхивая ладони о джинсы - хуже им уже не будет. Предложение разместить мертвое тело на виду к неожиданной радости любителей утренних прогулок ей не нравилось, Тодд предпочла бы забытое место, но гудящие колени, ноющая спина и отваливающиеся руки слезно молили выйти из зоны комфорта.
- Ладно, - сдалась девушка, - бросим тут. Не так уж далеко от центра. Окей? - носком сапога она ткнула Крафта в бедро в невежливой настойчивости предлагая наконец сдвинуть костлявый зад в сторону.
Вендолин присела на корточки и в тот же момент готова была поклясться, что больше никогда не встанет. Не в этой жизни, нет, сэр. Отодрав зашевелившегося кота и поставив его рядом, Тодд, шмыгая носом, начала наскоро вскрывать кокон.
- Поможешь? Тогда дам глотнуть. - пальто больше не казалось мягким, приятным на ощупь. Скорее, колющим, противным взмылено-влажным с веревкой, которая теперь только мешалась. - Скучные у тебя бабы были, значит, - пытаясь выдернуть из-под тела застрявший край пробормотала Вендолин, но быстро подняла голову и осоловело уставилась на Лонгботтома, созывая отвлекшиеся мысли на экстренное собрание. Ей сейчас не послышалось? Приличные люди после подобных приключений кроют тремя этажами, просят не искать встреч или на крайний случай ограничиться совами. Робин, вроде бы, выглядел прилично. Во всяком случае, в начале дня. Лицо непроизвольно расплылось в улыбке, - Пришел весь такой правильный, а теперь посмотрите на него, как ловко вымогает свиданки. И правда за местного сойдешь. Договорились, ми-ни-мум два. А теперь помоги.
Наконец, Алистер отделился от своего кокона, но что там в бабочку, не превратился даже в моль. Не воспарил летучей мышью, обещаясь стать новым секс-символом маггловского кинопроката, не попросил приподнять веки. Он не сделал ровным счетом ничего, кроме как остался лежать на земле, уткнувшись носом в подгнивающий осенний лист. С помощью Робина Вендолин поднялась на ноги, и еще добрую минуту, а, может, больше, они молча смотрели на безжизненное тело, словно не веря не то в окончательность его смерти, не то в успех своего преступления. Вендолин скомкала оставшееся в руках пальто и перебросила через руку.
- Пошли, - шепнула она, но сама с трудом заставила себя оторвать взгляд.
Каждый шаг отдавался пустым гулом, и если бы идти пришлось далеко, голова бы превратилась в клетку для эхо. Но Тодд остановилась у первой же приспособленной под водосток канавы, темные, грязные дождевые воды в которой медленно утекали в неизвестность, возможно, где-то даже под землю. Девушка бросила пальто в канаву, образуя непредвиденную плотину. Сверху упала веревка.
- Её тоже, - кивнула Вендолин на мантию, хранившую на себе слишком много следов сегодняшнего вечера, которые не простят, как след помады на воротнике рубашки.
Когда сверху упала черная ткань, Тодд вытащила из карманов бутыльки с зельем. Выдергивая пробки зубами, она ходила вокруг образовавшейся горки и поливала ее зельем с профессиональной сосредоточенностью. Склянка летела в груду, за ней открывалась другая и изливала содержимое. Последняя крышка была откинута уже со фляги.
- Хорошего пути, Алистер. - несколько добрых капель оросили груду.
Тодд сунула флягу Робину, а сама достала волшебную палочку.
- Инсендио. Инсендио!
Со второго раза вместо языков пламени палочка взорвалась снопом ярких горячих искр. От соприкосновения с зельем и алкоголем они разгорались бледным, чахоточным огнем, в цвет содержимого склянок. Однако с каждой секундой огонь охватывал ткани все сильнее: он не вился вверх, не выжигал, голодным гулем выедал все на пути, растворяя в себе на частицы, которые с легкостью уносились пробивающей путь сквозь редеющую плотину водой.
- Зелье еще не дозрело, - покачала головой Тодд, встав рядом с Лонгботтомом и наблюдая за уничтожением улик. - Но должно хватить, чтобы растворить эту кучу за полминуты. Сама составила, - нотки хвастовства проскакивают быстро, доверительно, но похвалы не дожидаются - со стороны доносятся шаги и пьяный гогот.
Вендолин хватает Робина за запястье и что есть силы утягивает за угол, где присаживается и дергает парня за собой вниз, а потом тянется, чтобы выглянуть из-за угла, но вдруг застывает. А, собственно, зачем они сейчас прячутся?..При них нет тела, и пальто растворилось в сточной канаве, разносясь по артериям Лютного Переулка, чтобы сгинуть. Они просто стояли, что не является преступлением. Тодд приваливается спиной к стене.
- Простите, на автомате.
По плечам проходит дрожь, за ней еще одна волна - беззвучный смех морским чудовищем поднимается со дна. Девушка переняла у Лонгботтома флягу, отхлебнула, привычно сморщившись в начале, и протянула обратно парню. Теперь можно допивать. Морское чудовище показывает голову над поверхностью - и Вендолин начинает нервно хихикать, пока не заваливается плечом на Робина. Локтем она легонько пихает его в бок:
- А ниче так - ха! - мы команда!
Отчего-то становится еще смешнее, и вместе со смехом вверх взвивается покидающее тело напряжение.
Отредактировано Wendoline Todd (2019-04-29 10:30:35)
Накрывает всегда спустя некоторое время, когда адреналин, подобно наркотическому препарату, покидает тело. Затупленные прежде чувства вдруг окатывают ледяной водой из старого железного ведра, насильно вынуждая опомниться, выйти из-под наваждения, рассеять густой туман, в который был погружен рассудок. Как тепло огня не согревает окоченелые пальцы, а причиняет боль вместе с вновь подступающей к капиллярам кровью (он помнит игры в снежки на заднем дворе без перчаток и причитания матушки, когда она натирала руки разогревающей мазью), так и временно ушедшие в сторону заката чувства по возвращению рвут на кусочки самым безжалостным образом. Однажды Робин пробыл добрую неделю в запое, когда под его руками умер первый пациент, причем острое понимание произошедшего пришло не в момент отправления тела в морг, а около одиннадцати часов вечера следующего дня, вынуждая откупорить первую бутыль с виски.
- Полагаю, что после столь долгой дороги от мастерской до Лютного всякий путь ему покажется хорошим. Бывай, дружище, не серчай за пальцы и отожги там наверху за всех нас. Инсендио! - вслед за девушкой произносит он, глядя, как длинные языки пламени проглатывают остатки вечера, унося их вместе со скисшей, вонючей водой в сторону решетки, что прикрывает сток. Оставленный с миром под мигающим и вскоре почившим фонарем, не оживший силой мысли, манипуляциями облезлого низзла, фразочками "Да чтоб тебя и вампира твоего!" и ударами затылка об асфальт Алистер лежит за углом какой-то сомнительной лавки, или, что в случае со здешними местами станет более точным определением, за одной из сомнительных лавок, коих тут каждая первая. На утро хозяин высунет нос на улицу, подавшись беспокойному лаю собачонки, которая непременно почует трупный запах, и обнаружит близ заднего входа белесое лицо совсем не случайно заснувшего пьяницы, но к тому времени ни Венди, ни Роба не будет поблизости. Они стоят в нескольких заковыристых переулках, которые образуют целую паутину за главными фасадами зданий, от центральной улицы и скорее напоминают парочку бездомных кочевников, которые развели огонь, чтобы переночевать вдали от посторонних глаз. В последний момент Робин решительно разрывает ткань рубашки, положив на пуговицы огромного драклла, и бросает ее к остальным вещам, позволяя зелью уничтожить шелковую ткань ручной работы. Они вроде избавились от невыносимой ноши, но тяжелая гиря, привязанная к канату, сдавливает горло, и Лонгботтому кажется, что содрав с себя последнюю одежду, станет легче. Глупый Робин не понимает, что груз на сердце с трусами не выбросишь. Шарф он благоразумно оставляет, забив на комичность собственного внешнего вида, превратившись из маггловского несостоявшегося супер-героя в стриптизера из рождественской программы в шарфе и с голым торсом. - Совсем сама? Или на пару со своим Жжоней? Неплохо-неплохо. Что в составе? Жгучая антенница должно быть. И абиссинская смоковница. Ты прямо сундук. С сокровищами. Проблемы решаешь, носишь при себе редкостные и дорогие ингредиенты, зелья сложные варишь, с заклинаниями... не в обиду сказано, не очень ладишь. Какие тайны скрываются еще под этой таинственной курткой?
Роб отворачивается от гаснущего пламени и с интересом, вполне себе честным и искренним интересом, устремляет свой взгляд на девушку. Рука непроизвольно тянется к потертой куртке, медленно и осторожно, чтобы не вспугнуть, пока подушечки пальцев, наконец, не прикасаются к потертой ткани, словно желая проверить, действительно ли она настолько старая и пыльная, впитавшая не одно приключение, подобно сегодняшнему, какой кажется. Гордость, с которой Тодд обозвала куртку подарком, была неподдельной и по-детски наивной, что Робин сразу понял связь одежки с определенными моментами из жизни и воспоминаниями. У каждого есть вещь, которая дорога своей историей, потому что пережила определенные события вместе со своим владельцем. Как магия оставляет свои отпечатки, следы, улики, так и воспоминания впитываются в сломанные зажигалки, отписавшие свое перья, фолианты, подошвы ботинок и монетки на удачу. Загипнотизировать куртку ему не дают, дергая за запястье и вынуждая нырнуть следом за девушкой и низзлом под шипение в темную арку, которая кончается тупиком.
- Не паникуй, это просто пьянчуги, с сушенной головой в руке и паучьими лапками. Это нор-маль-но, - он прижимает Вендолин к стене, предлагая просто притормозить и осесть на время, пока две барабанных дроби в грудных клетках не перестанут пытаться отыграть дабстеп. Сбегать куда-то - дурная затея, потому что в таком случае, дерганые и помятые они точно привлекут к себе лишнее внимание. Колдомедик нагло врет самому себе. Ни черта не нор-маль-но. Флягу он перенимает автоматически, машинально, сползая вдоль неровной, холодной, оставляющей ссадины на голых лопатках стены и равнодушно, стеклянными глазищами глядя на кирпич напротив. - Нифига себе многоножка ползет.
После очередного глотка, пытаясь догнать и перегнать предыдущий удар веником, то есть, самогоном по макушке, многоножка начинает размываться, словно на акварель капнули воду, и краски поползли по пергаменту. Глазные яблоки застилает пелена из внезапно накативших слез. По щелчку пальцев вдруг включается звук, заполняя их тесное убежище звонким истеричным смехом Тодд. Он сам вдруг начинает сотрясаться всем телом то ли от рвущегося из груди смеха, то ли от рыданий, то ли от холода.
- Хрена с два, гиппогриф через плечом! - свободной от фляжки ладонью он с остервенением трет лицо, пытаясь размазать слезы, отчего становится похожим на морщинистого припухшего мопса. - Знаешь, Венди, я ведь вечно стараюсь, как лучше, сколько себя помню. Лучший сын, лучший брат, лучший друг, лучший студент, лучший игрок, лучший целителей. В итоге, получается как-то не очень, наперекосяк. Обидно! Ладно, пусть земля Алистеру пухом будет, мы свою часть работы сделали, остальное - заботы того чувака сверху. Эй, Мерлин, не подведи. Мы с Годриком за твое здоровье пили.
Он запрокидывает голову, чтобы опустошить чудо-напиток (может его ввести в список исцеляющих зелий?), стукаясь затылком о стену и ойкая от неожиданности. Собиратель гематом на самых необычных местах, называется. Последняя капелька стекает с горлышка и капает на высунутый кончик языка, тут же принимаясь шипеть и пениться. Если в Лютном вся дрянь такая оздоровительная, то он не против прописаться у них на постоянное место жительства.
- Кста-ати, птичка, а ты сама где живешь в свободное от проникновения в квартиры к симпатичным парням время? Тут-а? - Он тыкает пальцем в сторону севера, где располагается Лютный переулок прямо за их спинами. - Или там-а?
Теперь указательный палец устремляет в противоположную сторону Косого переулка. По иронии судьбы они с девчонкой обтирают грязь подворотни ровно посередине между двумя слишком разными мирами. С детства отправлявшийся за батей по лесам в поисках трав Робин, хорошо ориентируется в местности и быстро запоминает маршруты. Для целителя навык абсолютно бесполезный, но, занеси его куда-нибудь в жопу, то он из нее выберется. Конечно, если не встретит рыжую лисицу, за которой покатится, как доверчивый колобок.
- Ко-ло-бок, - когда сдавливающее ощущение ужаса от провернутой операции (совсем не в Мунго) и свершенного на две пары рук постепенно отступает, у Лонгботтома внезапно срывается с губ смешок. Следом еще один. Пока, наконец, смешки не образуют ком, и он не заливается смехом в унисон с девушкой на два голоса, наваливаясь на Вендолин в ответ даже не плечом, а всем корпусом, и утыкаясь носом ей в колени, пытаясь ржать чуть тише. Бесполезно. Глаза снова начинают слезиться, но на сей раз от смеха. - Я от трупа ушел, я от вампира ушел, а от Жжоньки тем более уйду. Я сегодня, как колобок, катаюсь между Лютным и Косым. Пропишите меня где-нибудь тут жить, а? Буду, как красный крест у магглов, откачивать местных, попавших в беду... Слыхала об их гуманитарной организации? Они помощь оказывают всем нуждающимся.
Он переворачивается на спину, пристраиваясь ушибленным затылком на ногах девушки, немного ерзая, и таращась на беззаботно-смеющееся лицо снизу вверх. Не было у парня забот, так завелась дуреха, теперь ведь с нее глаз не спустишь, когда осведомлен о ее способностями наступить в единственную лужу на улице, зовущуюся неприятностью. Он ничего о ней не знает, кроме имени, незаконной деятельности и мистера Джони из мастерской, но отчего-то у него складывается впечатление, будто знает он непозволительно много. Он выучил несколько ее улыбок, может сделать пародию на разные интонации голоса и, более того, знает, в какой ситуации и что она могла бы произнести, он заметил, что она неловкая в волшебстве, но наделена умом и смекалкой. И таких вот мелочей за то недолгое время, что они провели вместе, наберется с сотню. Робин пока что ни Гриндевальда не понял о ней, но эта чертовка и ее шипящий и вечно недовольный чем-то кот ему определенно нравятся. Пусть портят его дальше.
- Команда - голый мажор в шарфе и бандитка в мужской куртке в подворотне. Это вроде танцев с поклонением Кришне, только намного круче!
- Не зови меня так...Робин?
Вендолин не успевает принять ни грозный вид, ни серьезный тон. Её не успевает захлестнуть привычная резкая реакция на сокращение из пяти букв, доступное только сохранившемуся образу мамы, а потому болезненное и яростно оберегаемое от чужих языков. Как "Импервиус" отражает капли от стекол в дождливый день, так и неожиданные влажные дорожки на лице Робина невидимым щитом отталкивают впопыхах собирающееся дежурное негодование, оставляя голое, беззащитное недоумение. Вендолин не понимает многих вещей, как, например, когда Лонгботтом успел вылакать почти всю флягу, но больше всего - слез по незнакомому, совершенно безразличному человеку. Наверное, так работает взлелеянная на сказках, написанных победителями, совесть, и девушка думает, хорошо, что у нее такой дряни нет. Однако есть и то, что она сознает: развязанный алкоголем язык, вечный предвестник внезапных душевных разговоров; неподготовленная к суровым реалиям за пределами уютного мирка человеческая мягкость - лучшая почва для манипуляций; когда "в итоге все получается не очень и идет наперекосяк" - уже лично знакомая горечь.
Она отругает его потом.
Тодд опускает руку на лопатку и чуть отдергивает вверх, когда клубок статического электричества прокатывается между подушечками её пальцев и его кожей, словно чье-то заботливое, защитное заклинание хочет оградить парня от заразного вторжения, грозившего расползтись чумной интервенцией. Ладонь легким похлопыванием падает на лопатку, поднимается и падает снова, презрительно сметая маленькие разряды ограждений между ними.
- Все хорошо, здесь тебе не нужно быть лучшим кем-то. Все хорошо, ты сегодня молодцом как сам есть. Совершенно не лучший, но молодцом.
Ладонь замирает на спине, когда Робин запрокидывает голову, снова присосавшись к фляге. Вендолин с жадностью следит за каждым глотком и с сожалением понимает, что ей не достанется даже последняя капля. Вместо нее - захмелевший Лонгботтом и трезвая память. Девушка сжимает до того успокаивающе похлопывавшие пальцы, собирает под ними кожу, сколько может в мгновенном уколе, и мстительно щипает. Гребанный Лонгботтом, никаких манер! Последние словно выбило прыжком с крыши, замылило вместе с трупом, утопило в алкоголе, освободив ячейку для перенятой "лютной" манеры речи, даже интонацией в "птичке" походящей на Алистера.
Вендолин с кривой ухмылкой отобрала флягу - не хватало, чтобы он ее потерял - и деловито прицепила обратно на пояс, делая в голове пометку спросить у Джона по возвращении о его дружбане-алковаре (и надеясь, что не забудет об этом к утру). Освободившимся руками девушка подхватывает запястье и отворачивает указательный палец от "там-а" обратно к "тут-а":
- Иногда тут-а, - поворот обратно, - иногда там-а. Иногда, - она приподняла руку Робина повыше, - за "там-а". Я птичка перелетная. В гости напрашиваешься?
Робин выскальзывает из рук, и его переключает словно по гипнотическому щечку. Тодд смотрит на него, как на дикого, не понимая того мракобесия, что заключается в сбежавшем из подсознания ко-ло-бке.
- Это проклятие такое? - с подозрительным сомнением успевает поинтересоваться она прежде, чем шипящие, как пузырьки пойла, брызги отчаянного смеха летят в лицо, невольно заставляя улыбнуться, а затем засмеяться в ответ. Если проклятие "Колобок" реально, то кто-то придумал ему чертовски глупое название, пикси укуси!
Продолжая хихикать, Тодд попыталась подхватить накренившегося парня, но слишком много сил, до напряжения мышц живота, уходит в рассеивающий внимание смех, и вместо того, чтобы стать опорой, руки падают сверху на голую спину, погребая Лонгботтома на коленях. Очевидно, трещать носом книзу, то стукаясь зубами о коленки, то закусывая свисшим шарфом, занятие неудобное, неблагородное, не по-мажорски в конце концов. Вендолин считает, что кто-то тут слишком обнаглел, но объявлять невозмутимости второго счастья крестовый поход нет сил, и ноги послушно подстраиваются под оккупировавшую их голову.
Щеки у Робина красные - то ли от холода, то ли от алкоголя, но, вероятнее, от всего и сразу. Местами бледнеют следы багровых растертых полос, а прилипшая влажная челка лезет в глаза, что бегают вслед за речью. Вендолин провела рукой, убирая светлые волосы со лба. Выглянувший из-за крыш домов диск торчавшей словно сикль в небе луны блеснул по еще влажной скуле, и девушка не отдавая себе отчета провела по ней большим пальцем. Затем нашла еще одну разбитую сырую тропку - стерла и её, пока развоевавшийся Лонгботтом пыхтел не совсем трезвой бравадой.
- Вы несете какую-то дичь, мистер Робин, слишком много ударов головой сегодня. - Тодд поспешила сбежать с его лица и вытерла выступившие от смеха на своих глазах лужицы слез. Вернувшийся с жестяной банкой в зубах Крафт последнюю с громким звоном выронил, чтобы утробным урчанием подтвердить непозволительную наглость мужской двуногой особи, взявшей в заложники исключительного его кошачье место. - Вот Крафт тоже так считает, - по-своему истолковала девушка, - Крестов не-маговских ставить на тебе не будем, мажор, местные обойдутся. У меня другие пла-ахаха!
Точное замечание их внешнего вида вызвало новый приступ смеха. Оно вставляло в глаза спички, заставляя открыться шире и заново посмотреть на себя со стороны. Кусая губы, чтобы не рассмеяться в лицо, Вендолин в который раз за день поправила на Робине шарф, как будто одна разглаженная складка могла исправить общее впечатление, за которое по ту сторону "Дырявого котла" уже вызывали бы полицию во имя ущемления очередных прав двадцать первого века.
Не удержавшись, девушка задержала руку на груди. Та оказалась крепче, чем она себе представляла: "Ух ты, почти как настоящая!" Тодд несколько раз похлопала ладонью. "Вау, реально настоящая! А я-то думала, заклинаниями пичкает, чтобы похвастаться".
- У квиддичистов, вообще-то, крепче, но сойдет для пенсионера. У меня потрясающее предложение: пошли поедим, пока ты тут не окоченел. Одна я второе тело не утащу. И только не здесь: очень, знаешь ли, неприятно, когда в супе подают иголки.
Вендолин задергала ногами, знаменуя конец горизонтальной эры. Опасаясь за способности Лонгботтома к прямохождению на данный момент, она настойчиво помогла подняться. Тодд перекинула через себя его руку, а сама обхватила за торс.
Наглость в случае второго по старшинству из отпрысков Лонгботтомов даже не первое счастье, а добрая часть его самого, заложенная Мерлином еще при рождении. Он присваивал себе лучшие игрушки в доме, деловито упросил родителей поменяться с братом комнатами, потому что та выходила на восток и позволяла наблюдать за восходом солнца без магических манипуляций (Робин достоин просыпаться от солнечных зайчиков-проказников и никак иначе), получал порцию всеобщего восхищения, даже когда просто уплетал самый большой кусок тыквенного пирога на празднике, и совершенно случайно из-за "самоуверенность больше бицепсов" оказался на свидании в окружении телескопов на Астрономической Башне с подругой приятеля, о чувствах которого он не ведал. За последнее ему стыдно по сей день, но фактом остается приятная мелочь в биографии, что еще на пятом сопливом курсе окружающие и в особенности девчонки-юбчонки велись на его нахальное и настойчивое поведение. С годами Робину удалось сбавить обороты и совмещать природную наглость с манерами интеллигента, но талант к дерзости не пропьешь никаким самогоном, не избавишься никаким "Колобком", которого Тодд так лихо обозвала проклятием. Робин шмыгает носом и хихикает, когда пальцы скользят по его челке и щекам, утирая последние следы минутной слабости. Жесткие подушечки пальцев не вызывают неприязни, делясь через шрамы и мозоли своим прошлым. Он перехватывает кисть, поднося ближе к глазам и с интересом изучая паутину узоров на ладони. Гадалки-ведьмы обещают длинную жизнь, мешки золота, вечную любовь, счастья полную бутылку в обмен на сикли. В предсказания ни один порядочный целитель не верует, зато верует в зелья и травы, но линия "за жизнь" на ладошке девушки дает тайную надежду, что дуреха в ближайшие несколько лет погибать от удара покосившегося фонаря или старой деревянной вывески по голове не планирует.
- А мне нравится, как звучит Венди. Тебе подходит. Но если ты не хочешь, то будешь просто Тодд. Не называть Тодд - Венди, не называть Тодд - Венди... Напомни мне на утро, чтобы я не забыл. - Он дописывает пальцем последнюю восьмерку на девчачьей ладошке и, наконец, отпускает, а то подумает еще ненароком, что он засимпатиться решил. Он-то может и решил, но нужно делать вид, что ничего подобного, пофигизм и независимость уровня греческого бога включены. - Спасибо, красотка. Ты тоже была молодцом. Про косяк в виде отваленных пальцев, тсссс, никому не расскажу. А ты молчи про то, что я его головой треснул. Команда так устроена - один прикрывает другого.
Размытый ответ о разных сторонах света, в которые перелетную пташку заносит на ночевку, разжигает любопытство только сильнее. Ему сложно представить, каково это не иметь постоянной берлоги, в которой можно бросить носки с дыркой на большой пальце в дальний угол и и разгуливать небритым, лохматым и сонным с кружкой кофе в семейных труселях утром выходного дня. Не то чтобы он не поддерживает модные движения и осеннюю коллекцию мужского белья от дизайнеров, но есть что-то необыкновенно притягательное в возможности позволить себе бороду и узор из прыгающих дракончиков, стуча дверцей холодильника.
- О-очуметь, тебя разрывает что ли при аппарации на три части? Или это квест такой - найти Тодд в трех мирах и не сдохнуть от любителей сушенных голов? Нееее, не в гости, только прописаться насовсем, - до него вдруг доходит, что он ляпнул, потому хватается за конец шарфа и прикрывает им лицо, пытаясь ржать чуть культурнее, чем кентавр на водопое. - Я имел ввиду, что зачастил в здешних краях, может быть, мне стоит квартирку сменить? Тут вон какое веселье каждый день.
Низзл ловит порцию удивления, вернувшись с ночного обхода и застав хозяйку в недвусмысленной позе с новым знакомым. Коты - создания ревнивые, потому шипение сообщает его недовольство вполне ясно, но Робин только дрыгает ножкой, давая понять, что бандит с его возмущениями сейчас не к месту. Даже если зубки снова намылятся сделать цап-цап, то после изрядной дозы алкоголя молодой человек ничего не почувствует. Пьяной мордашке море по плечу, трава по колено, хлебом не корми - дай еще приключений на задницу. Кстати, о заднице. Она начинает постепенно примерзать к асфальту.
- Этот пенсионер может подтянуться пятьдесят два раза и сделать морскую звезду на метле в воздухе, так что я бы вас попросил, мисс Тодд, - он даже строит из себя возмущенного, когда его грудные мышцы с недоверием проверяют на естественность. Ни капли снадобья, никаких заклинаний - только тренировки, только природная удача. - Нравится? Сам накачал. Разрешаю пощупать, такая грудная клетка на дороге не валяется, когда еще встретишь!
Пожрать - всегда к месту. Даже низзл, пытающийся привлечь к себе внимание звяканьем консервной банки, солидарен с мужским желудком. Этот самый желудок громко завывает, словно банши в расцвете сил. Вендолин, из-под носа которой он увел последнюю каплю напитка, соображает быстрее и вовремя помогает его пятой точке не отморозиться, поддерживая, когда он принимает вертикальное положение. Затея встать тянет на "Тролля", потому что зрачки сводятся к переносице, а окружающий его мир делает несколько оборотов вокруг своей оси, отчего приходится бороться с подозрительным "ииииик". Когда тупиковый проулок снова замирает, перестав вращаться, как юла, Робин встряхивает головой, отгоняя состояние опьянения, как назойливую муху, выпрямляется и с гордым видом перебрасывает сползший шарф через плечо. Можно подумать, что это сделает его вид более... сносным.
- Короче, слушай сюда. И ты, низзл, тоже. Сказка такая есть в русском фольклоре. Мне один мужик-дровосек в пабе рассказывал на ломанном английском, но от дуууууши. Колобок - это... как бы его лучше описать. О! Клецка! Колобок - это клецка из теста, которая сбежала из дома и, гиппогриф курит в сторонке, сколько путешествовала. Ее все сожрать хотели, а она смекалистая была и быстрая. Укатывалась себе дальше. Но конец там так себе, испоганили русские маги: колобок встретил лису, которая оказалась хитрее, он прямо повелся-повелся придурок на ее речи. И она его съела. Все, как в жизни. Был мужик, встретил лисий хвост, нет мужика. - Роб выпячивает обиженно нижнюю губу и разводит руками в стороны, словно обращаясь к небу, мол что поделаешь.
Они медленно ползут в сторону Косого переулка, уже знакомыми маршрутами, что создается впечатление, будто каждый дом склоняется к ним в приветственном кивке. Или это эффект незнакомого пойла? Он в ответ машет им и улыбается, как вежливый гость на чужой вечеринке. Подле одной лавки он вдруг останавливается и оглядывается по сторонам, проверяя улочку на наличие посторонних глаз. В воздух взмывает указательный палец, пытающийся передать информацию о том, что его владельца посетила гениальная идея.
- План такой. Когда я крикну "бежим", мы бежим, все элементарно, Ватсон, - он отыскивает волшебную палочку за поясом брюк и освещает невербальным "Люмосом" (он не уверен, что в состоянии членораздельно произносить заклинания) брусчатку под ногами, отыскивая камень покрепче. Ловко подхватив его, он заводит руку за плечо и бросает булыжник прямо в витрину. Благо вовремя успевает выставить защитное заклинание, чтобы осколки не попали на девушку или кота. Не обращая внимания на всеобщее удивление, Робин утаскивает рубашку и мантию с бледного и покосившегося манекена, свалив его набок, бросает мешочек с галлеонами в качестве компенсации за моральный ущерб и хватается за Вендолин, чтобы делать ноги подальше от места своего маленького преступления. - БЕЖИМ! Меня просто голым покушать пустят только иголки. А для шаурмы на бордюре погода не очень.
Дорога до Косого Переулка преодолевалась с переменным успехом. Разница с мертвым Алистером оказалась колоссальная - тот не пытался борзо проявлять самостоятельность, куда-то отбежать и рассказать все известные истории одновременно. На повести о ставшей жертвой лисьей хитрости клецке Вендолин передернуло воспоминаниями двухлетней давности, наполненными сибирскими болотами с их обитателями примерно в середине нигде. Тогда говорящие клецки прошли решительно мимо, в отличие от зубастых мавок и борца с анорексией колдуна Кощея, у которого наблюдалась страстная тяга звать всех Василисами.
Тодд вздохнула и покосилась на разглагольствующего Робина:
- Я б не отказалась сейчас от клецки, - единственный вывод, сделанный из сказки. Желудок согласно заурчал. В отличие от лисы, мужики им попадались несъедобные. Верно, поэтому Лонгботтом застыл посреди улицы раскидистым дубом, вымаливая у неба полкило колобков или хотя бы хлебную руку. В отличие от него из Тодд веселье испарялось с каждым выдохом - последствия тактической ошибки опустошения фляги в одного. Она подцепила край шарфа и кинула им парню в лицо, дабы перестал мозолить потемневшие ночные тучи, как отчаявшийся студент ВАДИ на сомнительном перфомансе.
Неровный диск луны разошелся рябью, а когда наступивший в него ботинок под влажное чавканье умчался дальше, его заволокло клубами поднявшейся со дна лужицы мутной грязи. Магазины давно закрыты, даже таблички дремлют в своих деревянных снах, лишенных термитов. Нахохлившиеся дома, казалось, прижались друг к другу ближе, чтобы согреться, но по аккуратным фасадам и безобидным цветам в горшочках не остается сомнений, что Лютный Переулок остался позади.
- Эй, ты там г...Гиппогриф задери.
Не слыша презирающей паузы трескотни, Вендолин оборачивается и обнаруживает себя самым одиноким "домиком" улочки - Лонгботтом потерялся в паре метров, но даже это не мешало заводить друзей среди недвижимости. Вместе с ним отстал и Крафт, деловито мешающийся в и без того заплетающихся ногах. Тодд едва успела встрянуть палкой в колеса идеального кошачьего преступления, подхватывая парня на полпути к новому другу, улыбающегося трещинами в булыжнике. Она несильно бьет его по рукам и сопит, как недовольный, разбуженный нарл, не вынося риски оставить пару глазных яблок на пальцах от очередного приветствия. Страшнее становится только когда Лонгботтом вдруг останавливает свою красноковровую проходку. Воздетый палец не вызывает у Тодд никакого доверия, воздетые пальцы всегда не к добру - взять хотя бы ее собственный, залихватски насылавший сглазы да фурункулы при детских всплесках магии.
- Ты идешь-то буквой Z, какое бежать, - примирительно ответила девушка, в то же время аккуратно сворачивая палец обратно в кулак от греха подальше. Сначала кажется, что гроза миновала, ведь Робин послушно опускает руку, но, как оказалось, лишь затем, чтобы меньше, чем через секунду, ослепить всех вокруг световым заклинанием.
Ругаясь под нос, Вендолин трет глаза, а когда зрение недовольно решает вернуться, раздвигает в стороны желтые пятна с белой каймой, рука парня уже опускается вниз, и ночную улицу разрывает характерный истеричный звон пострадавшей витрины. Инстинктивно девушка закрывает руками голову, а когда не попадает ни одного осколка, пальцы вцепляются в волосы, чтобы те дыбом не встали от злости на беспричинный, неаккуратный вандализм.
- Робин, мать твою, - громким шепотом рычит девушка, наблюдая, как ее персонифицированная надежда на бесплатную медицинскую помощь седлает манекен, дабы последний было легче раздевать, - а ну вернись! К ноге!
Под ногами хрустит защитным заклинанием измельченное в пыль стекло. Вендолин полна решимости сдернуть лауреата на премию Дарвина в категории самого безнадежно идиотского ограбления столетия, пока учиненный шум не разбудил какого-нибудь лавочника, проживающего этажом выше над своим заведением. Однако сдергивают её - резко, не то хватая, не то хватаясь, чтобы ноги переставлять в правильном порядке. Ухо оглушает воодушевленный призыв к побегу, и девушка морщится - спорить аргументом в виде гопнутого манекена сложно.
- Ой, заткнись, - бросает она на бегу в ответ оправданиям. Встречный ветер ледяным кинжалом рассекает легкие, пробирает до костей и заставляет захлопнуть рот. Ничто не бесит больше, чем самоуверенная работа дилетанта.
Чем быстрее они бегут, тем громче бьется сердце, разгоняя кровь. Адреналин вытесняет злость, плаксиво всхлипывает усталость, коленки с каждым движением грозятся согнуться в последний раз - ощущения поглощают иллюзией свободы, перемалывая необходимость в наслаждение процессом. Перед глазами встает полуголый, обвязанный шарфиком в лучших творческих традициях Лонгботтом верхом на манекене, и ветер уносит назад кусочки беззвучного смеха.
Их вынесло на центральную улицу недалеко от прохода к "Дырявому Котлу", где потухают последние натянутые от столба до столба огоньки, товар давно загнан в лавки, а запах кофе уже растворился в лондонской сырости, из прежнего оставив лишь сильнее подгнивающую листву.
- Б-болван, - тяжело говорить сквозь сбитое дыхание, и Тодд берет паузу с первым же словом, чтобы отдышаться. Улучив момент покоя, ночной воздух забирается через рукава, под воротник, атакует жар взмокшей спины, и мир кажется на несколько градусов ниже. Одного взгляда на Робина хватает, чтобы застыть на мгновение, упершись руками в бока, а затем фыркнуть абраксанской крылатой - все такой же полуголый Лонгботтом в страстных объятиях с рубашкой, в узорах которой при внимательном рассмотрении угадывались меняющие цвет карликовые пушистики. Делать выговор, когда вместо суровости льется предательский смех, занятие уважения не прибавляющее, урон по серьезности критический. Тодд отворачивается, чтобы спрятать улыбку, и на глаза попадается припозднившаяся торговая тележка в лучах сбившихся стайкой волшебных огоньков. Подмерзающий продавец покачал головой в знак приветствия и остановил сборы. Девушка шмыгнула носом и решительно направилась к цветастой тележке, поперек которой неровными буквами значилось "Батские булочки".
- Поздновато для прогулок, я уже начал складываться, - дружелюбно поприветствовал продавец в форменном фартучке. Худосочный мужчина с запавшими кругами под глазами больше ничем не примечательный - типичный бедолага, которого пилит дома жена за нераспроданный товар, а потому торчать приходится до темноты в надежде на поздних гуляк. - А с этим что? - продавец с любопытством кивнул на одевавшегося позади Робина. Парень как раз вступил в ожесточенную схватку с пуговицами.
- Любимая команда победила - напился в драконий навоз, - не моргнув глазом соврала Тодд. Из кармана она достала выпотрошенные из Алистера сикли и протянула мужчине, - Дайте на все, пожалуйста.
- Да, точно, сегодня же Сенненские Соколы с трудом выиграли на отборочных, - приняв монеты, одними губами улыбнулся мужчина и принялся складывать батские булочки в бумажный пакет. Вендолин не изменилась в лице, но про себя выдохнула с облегчением, поняв, что угадала с оправданием. - Давно они не поднимались в турнирной таблице, приятно знать, что еще сохранили фанатов. Вот, на все, и от меня за преданность, - с этими словами продавец закинул в пакет трех имбирных тритонов, но прежде, чем отдать, задал еще один вопрос, - Вот вы бы кого выбрали, вампира или оборотня?
- Чего? - опешила Тодд.
- Да так, маггловскую афишу видел, история у них есть такая, где девушка между вампиром и оборотнем мечется. Интересно стало, а что же у нас, магов знающих, да в свете последних волнений. Вот вы бы кого выбрали?
- Пошли к черту оба, я выбираю батские булочки, за которые уже заплатила.
Продавец понимающе покачал головой: действительно, какие твари волшебникам, тем более, когда в конкурентах выпечка. Он отпустил пакет:
- Хорошего похмелья вашему молодому человеку. Осторожнее в сумерках.
- Ага, - с неприкрытой подозрительностью ко всему бескорыстному отозвалась девушка, принимая бумажный пакет с на удивление еще теплыми булочками и тремя имбирными тритонами, после чего развернулась и поспешила к Робину, пока ему не взбрело в голову обзавестись пиджачком.
Отделавшись от последнего товара, продавец явно повеселел. Достав один из полученных сиклей, мужчина поднес их к губам и провел языком по серебристому ребру, обнажая заостренные клыки. Ноздри раздулись от знакомого запаха, пьянящего послевкусия, оставшегося на монетах и незаметного простым смертным. Монеты, вкус которых невозможно не узнать.
Немигающим взглядом он следил за удаляющейся парочкой, пока те не скрылись из виду.
* * *
Задняя дверь "Дырявого Котла" оставалась открытой. Она была из породы тех верных дверей, что никогда не скрипят, всегда рады тебя видеть и никогда не запираются. Такие двери не хлопают за спиной, оповещая на три этажа о вторжении, и им совершенно все равно, кого впускать и когда выпускать.
Пакет с булочками был неторжественно втиснут Робину в руки, дабы отбить всякое желание кидаться вещами в витрины, окна и прочие прозрачные поверхности. Одна батская булочка залихватски торчала у парня во рту вместо кляпа - предусмотрительная мера на случай, если у клецки существовало продолжение. Вендолин помогла переступить порог, и "Дырявый Котел" поглотил своим нутром. Барная стойкая уже начищена к утру до блеска - отличительный признак отчалившего в царство Морфея хозяина паба. Перевернутые стулья башенками возвышались на столах, и только в дальнем углу выхрапывая гимн Хогвартса спал постоялец со стакашкой в руках и бутылкой на столе.
- Ты до дома-то дойдешь? - шепотом спросила она Робина, в ответ получив фырканье и летящие в лицо крошки. Карфт, как самый утомленный цирком, первый подбежал к лестнице и никого не дожидаясь скрылся на верхних этажах. Вендолин решила последовать мудрому кошачьему примеру. После всего обидно потерять обросшего грандиозными планами ручного целителя только потому, что тот потеряется по дороге до Тринкл-Майн-Роуд или решит разбить больше витрин, чем девичьих сердец за всю свою мажорскую карьеру. В конце концов, в истории с Алистером она ему тоже обязана.
Девушка поудобнее перехватила недовольно дожевывающего булочку Робина и потащила его к лестнице, а оттуда - наверх.
Дверь в комнатку под крышей, на последнем этаже, открылась самим Лонгботтомом, которым Тодд бессовестно пробивала себе путь. В отместку за отдавленную на лестнице ногу. Дождавшийся у двери Крафт первым прошмыгнул внутрь и, запрыгнув на кровать, начал немедленные приготовления ко сну, как-то: уминание собранного под собой покрывала. Вендолин бросила Робина посреди комнаты искать пристанище самостоятельно, выхватила пару булочек из пакета и упала на кровать рядом с низзлом. Немного подумав, она вытащила из-за головы подушку и кинула ею в парня, затем скинула на пол покрывало, мол, добро пожаловать.
- Чаще я живу здесь. Проспишься и пойдешь домой, лады?..А то мне будет очень неловко, если часть команды как-то тупо помрет по дороге.
Рассвет наступает даже после самой черной ночи, забираясь сквозь щелку в стареньких, тяжелый, пыльных, плотно задернутых шторах в чердачную комнату "Дырявого Котла". Несколькими этажами ниже доносится звон посуды, и в ноздри бьет запах жаренного бекона для ранних гостей и постояльцев отеля, которые спускаются к завтраку, скрипя ступенями лестницы под подошвой ботинок. Скрип превращается в очень болезненную, душещипательную мелодию хренового музыканта в голове Робина, который постепенно приходит в себя на чем-то жестким под затылком и мягким под попой. Ноги по неизвестной причине ощущаются выше уровня остальных частей тела, видимо, закинутые на изголовье кровати. Когда солнечный луч добирается до его правого глаза, замерев на несколько минут и не желая следовать дальше своим путем, Лонгботтом приоткрывает веко. Для собственного психического спокойствия только одно. Красноватой от неизвестного происхождения алкоголя, ледяного ветра и истерики глазное яблоко начинает вращаться, пытаясь понять, где приземлилось его тело. В то же время мозговые извилины височной доли и лимбическая система пытаются пробраться сквозь обволакивающий туман к воспоминаниям о былом.
В рубашке сикось-накось с бегающими вокруг собственной оси пушистиками, при застегивании которой пьяная рука промахнулась на две пуговицы, он возлежит на деревянном полу близ кровати, с которой доносится полусопение-полухрап на два разных тембра голоса. Он на ощупь достает из под пятой точки подушку и таращится на нее с таким удивлением, словно совершенно не имеет понятия, как она там оказалась. А он и вправду этого самого понятия не имеет. Приподняв затылок, Робин обнаруживает прижатое в тесном объятии к груди покрывало, превращенное в комок, подобно импровизированной кукле (благо не резиновой), на котором нашел свое место для ночлежки кусок булки. Надкусанная сдоба становится тем самым толчком, за которым цепочка вчерашних событий после попойки или тяжелого удара головой снова начинает собираться воедино, звякая звеньями, которые один за другим присоединяются друг к другу. Ладонь шлепает по лицу, потому что кроме мата ничего на язык не приходит. Свидание состоялось.
- Спасибо батским булкам, я не потерял память...! - слетает с губ, но отчего-то в грудной клетке царапается коготками обеспокоенный зверь, возвращая к неприятному холодку, пробежавшемуся по спине, когда Тодд покупала им ужин, и вынуждая его начать смелую и самоуверенную, достойную гриффиндорца, битву с рубашкой. Ему не было холодно в тот миг. Ему было жутко. Лонгботтом прикрывает глаза, подносит к носу булку, вдыхая аромат, и в воспоминаниях о сумерках Косого переулка сверкает не только серебряный сикль, но и клык. - Yo mayo. Вот вам и kolobok.
- Мяу, - отвечает ему совсем не "йо", и совсем не его. Низзл как бы предупреждает, чтобы гость в их доме не буянил и не мешал хозяйке отсыпаться после похождений. Сам кот тоже не спешит запрыгивать на него сверху, предпочитая оставаться в теплой постельке.
Лонгботтом осторожно скидывает ноги на пол, переворачивается сначала на урчащее пузо, словно французский бульдог после долгой прогулки, подтягивает колени под себя, встает на четвереньки, заприметив закатившуюся под кровать волшебную палочку, и лезет ее доставать. Булка непроизвольно оказывается зажатой меж зубов и подвергается довольно аппетитном пережевыванию. После алкоголя, как и после любой слишком буйной (простите, бурной) ночи его всегда тянет покушать. Кончиками пальцев он дотягивается до своей верной спутницы из ивы и феникса, которая таинственным образом за годы их плодотворного сотрудничества смогла создать со своим владельцем духовную связь. Карликовые пушистики в поддержку достают из-за спины помпоны и теперь выделывают победоносное сальто. Синхронно. От взгляда на светло-розовую ткань цвета молочного поросеночка (при ночном освещении она была бордовой - зуб дает, что бордовой, как гриффиндорская пижама, и не с пушистиками, а со снитчами! развод за мешок с деньгами и только!) с мельтешащими рисунками начинает снова мутить, поэтому Роб благоразумно отрывается от изучения своего насилия над манекеном и встает, наконец, на две ноги. Шатается под карусель комнаты и подозрительный полусонный взор низзла, но все-таки стоит самостоятельно.
Вместе с головокружением приходит удивление от проделанной работенки и несколько унций сомнения. В детстве бывало нашкодивший Робин ожидал бабулю или родителей у себя в комнате, сидя тише мыши. Все улики его дневных проказ были уничтожены, но ощущение, будто он все равно на чем-то прокололся, не желало покидать. Обязательно матушка должна была заприметить малюсенький осколок вазы в дальнем углу или шерсть от притащенного в дом котенка, а может быть осталась капелька краски на полу, после того, как он перекрасил сову папы в фиолетовый и послал к самому Министру. И время тянулось струной. И ожидание изматывало. И в голове крутились мысли, не перепроверить ли "место мальчишеского преступления" еще раз. Робин - взрослый мужик, а за вчерашнее все равно желудок цепляет крючком, как при перемещении с помощью порт-ключа. Брошенное тело Алистера, разбитая витрина, клык в свете фонаря, залитая кровью мастерская - в разной последовательности одни и те же события вертятся у него в мыслях, как мозгошмыги. Эти создания из "Придиры" точно существуют!
На цыпочках, чтобы не разбудить так беззаботно, словно пришибленная по голове, и сладко, как имбирные тритончики (кстати, где эта прелесть?), спящую девушку, Роб подходит к тумбе и к своей радости обнаруживает на ней запылившиеся куски пергамента и поломанные или покусанные перья. Уходить в лучшем духе англичан, когда связался с типичной американкой, как-то не комильфо. Все равно что подать ей "овсянка, мисс" на завтрак вместо пэнкейков.
Dear Wendolin
I just want to say...
1. Я искал тебя, чтобы спросить, как проходит твое исцеление, и пьешь ли ты мои зелья, но до причины визита у нас так и не дошло;
2. Ты очень классная, и я не знаю мне рыдать или смеяться со встреч с тобой;
3. Я тут вспомнил, и мне стало дурно: торговец из булочной - подозрительный тип;
4. Замок и адрес прежние. Буду рад увидеть тебя снова;
4. Спасибо за вечер, мантию, еду и ночлег. И что не оставила отмораживать достоинство на улице.
Роб.
Он выводит буквы почерком целителя "без-травы-не-разберешь-что-прописал" после запойной ночи. Когда ставится последняя точка, он заклинанием делает из пергаментами оригами розу, но потом передумывает в пользу пташки - по задумке феникс, но реальность оказывается более жестокой и выдает некий гибрид облезлого авгурея и огненной птицы. Птица-записка, слегка покосившись с похмелья, восседает на тумбочке. Недолгий поиск пропитания приводит к пакету, который обнаруживается на кровати вместе с Тодд, причем явно не желает с ней расставаться, а, значит, о тритонах можно с тоской позабыть. Жаль, имбирь пришелся бы кстати, чтобы забить аромат спиртного.
- Спокойной ночи, детка, - осторожно прикоснувшись к лицу девушки, он убирает упавшую прядь волос, и покидает ее пристанище, окунаясь шум просыпающегося Лондона.
Вы здесь » HP: Count Those Freaks » Незавершённые эпизоды » corpse party