- Вот ты сука!
Возможно, это было самое литературное предложение, произнесенное ею за неделю. Вендолин Тодд не материлась, просто двухвостая шишуга, клацнувшая челюстями и чуть не создавшая новый сорт собачьих сосисок "дамские пальчики", действительно была сукой. Не кобелем. А как всякой гордой девочке ей не нравилось, когда другие, пусть тоже девочки, лезли ей под хвост в поисках ответа на нескромные вопросы.
Вендолин сидела на крылечке "Дистальной фаланги", сжимала в руках привязанную к ошейнику тонкую бичевку, которую сняла с входного колокольчика под вывеской, и с лицом всех неодухотворенных, но жизненных лиц смотрела, как ее благородный облезлый низзл снюхался с двухвостой городской цацой. Ошейник, явно не из дешевых, больше не привлекал внимание своей дороговизной: все кристаллики предположительной ценности выкорчеваны, дорогие примочки сняты, лежат в кармашке мантии. Собственно, собака воровалась как раз из-за дорого ошейника и любви к искусству. Воровалась лениво - пойманная, когда носилась по Лютному, взявшись из ниоткуда, а что берется из ниоткуда и не принадлежит никому, то Тодд быстро прибирала к себе.
- Ну и что с тобой делать?
Мимо проходили ноги. Много ног. Одни не самые дырявые ботинки вдруг остановились около Тодд со зверинцем, что выглядел, как реклама туберкулеза, почесали коленку и швырнули сикль. В эту удивительную минуту Вендолин поняла, что сама, в общем-то, тот еще трубочист, а также - что делать с собакой. Девушка встала, подняла валяющуюся у лужи кем-то выкинутую жестяную банку, вернулась к крыльцу, гордо поставила перед собой и кинула туда полученный сикль. Даже в Лютном могли дать сдохнуть, а то и лично прибить человека, но не котика или собачку!
- Собака хочет кушать! "Фаланга" ждет, когда она сдохнет, чтобы разобрать на кости! Смотрите, какая собака!