Арчибальд О’Кэрролл видит впереди, на выходе из комнаты, чей-то рыжий затылок и пятится, сдаёт назад, утыкаясь спиной в стену; вжимается больно в деревянный бортик облицовки, пока фигура впереди не скрывается в темноте дверного проёма. Он был бы рад компании, тем более - той, которую можно было бы предположить по знакомой меди волос. Но он издалека и даже со спины узнает старый клетчатый пиджак, который только утром достал из шкафа, и сутулую посадку плечей, на которые его надел.

Искривлённое пространство и время - не тот порт назначения, в котором он ожидал себя обнаружить, ни утром, ни вчера, ни когда-либо. У него скучная жизнь, даже теперь, даже после национального успеха, профессионального триумфа, книжный тур и третья страница “Воскресного Пророка”: на ней во вспышке фотокамер вздрагивает и морщится худой мужчина с неприветливым взглядом и сутулыми - именно! - плечами. Единственное, что могло сделать его особенным в чужих глазах - яркая, яркая медь, - потеряно на чёрно-белом развороте. Но это не беда. О писателях вечно два стереотипа - неприметный хмырь да эксцентричный чудак, и как минимум в один из них он замечательно вписался. Исключения в лицах Гилдероя Локхарта или Марса Дэйли - лишь исключения. О них не стоит.

Но что же делает тогда такой неисключительный герой от пера Арчибальд О’Кэрролл здесь, в Министерстве Магии, когда оно вдруг обратилось не иначе как кроличьей норой из маггловской беллитристики? Бесконечное падение, только не вниз, а вдоль, через водовороты бессмыслицы, череду одинаковых комнат или одну комнату, в разное время; Алиса, помни, встречи с собой опасны!

Арчибальд, внезапно, геройствует. Хотя сам и не думает об этом так.

Месяц назад, когда Тедди позвал его в расследование и так вышло, что Арчибальд нашёл себя согласившимся и связанным по рукам и ногам дружеским обещанием, он мог бы и счесть подобное типичным поступком в духе недалёких сыновей Гриффиндора. Он был предельно далёк от поисков истины, не хотел и не думал рисковать собственной шкурой ради всеобщего и тем более частного блага, никогда не слыл храбрецом. Привык думать о себе так. Но то, чем обернулся его писательский дебют, мечта всей его жизни, что-то изменило - надломило? - в нём. Он чувствовал ответственность, которую не мог сбросить, за то, что не мог изменить.

И, кажется, уцепился за возможность изменить хоть что-то. Сделать лучше хоть что-то. К тому же, Тедди был отличной компанией.

Так-то, до того, как загремел в Мунго, конечно. До ужасного, страшного пожара. Почему Тедди был там, а Арчи не был? Как всегда, спрятался за панцырем нелюдимости, разыграл карту интровертности? “Не люблю сборища”. Не думаю, что что-то пропущу.

Не то чтобы он жалел, что не оказался сожжён заживо. (А всё-таки немного да.)

Не то чтобы он не горел яростью с того самого дня, изнутри.

Их с Тедди расследование, так далеко продвинувшееся, о том, кто же и зачем разбавляет аконитовое зелья для оборотней, как будто бы больше не имело смысла. После пожара - “трагедии”, цитируя Аллена, - Министерство заняло позицию всепринятия и единения. Следующее полнолуние минуло, и - Арчибальд потрудился провести опрос среди тех, кто не отказался ответить, - ни одно из выданных зелий не дало сбой.

Значит, сдали назад. Значит, будут заметать следы. И если и оставался последний, крошечный шанс на то, чтобы поймать кого-то за руку или хотя бы добыть доказательства, то действовать нужно было сейчас. Не через неделю, две, месяц, когда бы Тедди окончательно ни пришёл в себя. Сейчас.

Поэтому Арчи здесь. Он не геройствует, видите. Он просто не может так всё отпустить.

Ему не понадобилось никакой маскировки, чтобы проникнуть в Министерство сегодня. Старый клетчатый пиджак, гостевой пропуск - даже если что-то случится, что-то пропадёт, кто заподозрит в этом бывшего офисного клерка, самым примечательным событием в карьере которого стала поимка сбежавшего кактуса? Кто заподозрит, тем более, автора книги, превратившейся в культурный рупор против политического курса бывшего Кабинета? Никто, ни один здравомыслящий человек.

Арчибальд О’Кэрролл заходит в лифт один, нажимает кнопку четвёртого уровня и, когда двери открываются, делает шаг вперёд… и падает, падает вниз.

Когда он приходит в себя, он лежит на полу в незнакомой комнате, и у него болит плечо и кружится голова - но последнее, возможно, лишь оттого, что следующая комната, что виднеется через открытую дверь, идентична этой, за исключением угла наклона. И следующая за ней, и…

Арчибальд сглатывает поднявшуюся к горлу желчь, неуверенно встаёт на ноги, осматривается широко раскрытыми глазами, пытаясь найти другой выход - его нет. Спираль впереди не привлекает его желудок ни в коей мере. В комнате есть шкаф - он открывает его и - ступает ровно в такую же комнату, и в его руке - ручка не шкафа, но двери, которую он закрывает за собой. В комнате никого, но есть картина. Он открывает её. В следующей - ширма. В следующей - клетка. В следующей - он отказывается играть и поворачивает назад и едва не влетает в самого себя, исчезающего в дверном проёме напротив. Сутулые плечи и медь. Мама всегда гордилась этим оттенком волос своих сыновей. Арчибальд из прошлого - или будущего? - растворяется в темноте, и проём растворяется вслед за ним.

Арчибальд из настоящего какое-то время просто стоит, одной ногой в старой ванной, одной рукой держась за душевую занавеску. Его плечо всё ещё болит, но голова теперь больше. Чтобы не поехать прямо здесь и сейчас, он пытается думать не как человек, но как писатель, как сраный рифмоплёт. Достаёт ногу из ванной, задёргивает занавеску. Делает глубокий вдох и выдох и распахивает её снова, одновременно делая шаг. И почти что снова падает, вываливается в коридор.

Коридор темен, сумрачен, освещён кусками света из разных, невидимых мест - то жёлтым, то красным, то лунно-синеватым. Из стен торчат обломки, части обыденных предметов. Вон там - чья-то нога. Здесь - хвост животного. То тут, то там понатыканы двери, запертые и приоткрытые, а сам коридор - что в одну сторону, что в другую визуально бесконечен. Арчи оглядывается, беспомощно, направо, налево, снова направо, словно старый безумец, словно застрявший в кошмаре маленький мальчик. Один.

Пока вдруг не слышит эхом почти, отзвуком чей-то крик; такой знакомый голос. Он узнаёт его сразу и бросается к нему раньше, чем понимает куда.

Дверь этой комнаты заперта. Он боится произносить заклинание, опасаясь обрушить и так очевидно пошедшее к дьяволу чьё-то масштабное колдовство, но всё равно произносит. Дверь послушно распахивается, ударясь о стену, и Арчи влетает в комнату, не думая о монстрах и чудищах в темноте, и кастует свет под потолок.

В голубом сиянии Люмоса он видит упавший стеллаж и бледное лицо человека, наполовину скрытого под ним. Лицо своего брата.

Он не… Арчи замирает и не дышит несколько секунд, в мертвенном ужасе, пытаясь услышать чужое дыхание. Он не может быть мёртв, он звал на помощь. Но кто знает, сколько на самом деле прошло времени, прежде чем его старший брат услышал? Прежде чем пришёл? Возможно, уже слишком поздно?

- Дэм… - шепчет Арчибальд, делает шаткий шаг, другой. Потом, опомнясь, колдует - стеллаж отлетает к противоположной стене, а Арчибальд - кидается к брату, кладёт дрожащую ладонь на впалую щёку ужасного серого цвета. Она ещё тёплая, он ещё жив. Зовёт громче, сбивчиво: - Дэм... Дэмиан? Очнись, пожалуйста. Это… это твой брат.

Он не знает, зачем говорит это. Кажется, только потому, что впервые за долгие годы чувствует себя им.

Отредактировано Archibald O'Carroll (2019-07-03 19:19:37)

Дэмиану четыре, Арчибальду девять.
Он сидит на качелях, один, пинает мыском туфли сухую грязь под ногами, время от времени кидая хмурые взгляды в сторону компании неподалёку. Компания - из соседской ребятни, волшебники и магглы, вперемежку, разного возраста и пола, - смеётся, переговариваясь, и с интересом рассматривает что-то, склонив головы. Арчи жутко любопытно, что же такое приковало их внимание так надолго, но он не подходит: он знает, кто в эпицентре, кто всегда в центре этого цветка из людей. Дэмиан.
Не важно, что он самый младший из них здесь; не важно, что Арчибальд дружил со Стивеном ещё тогда, когда Дэмиан лежал в пелёнках и бессмысленно агукал, пуская пузыри слюней. Они все собираются вокруг него, слушают его, а он, кажется, даже не замечает того, насколько он особенный. Насколько это ненормально. Даже отсюда Арчи видно сияющую на солнце рыжую макушку, цвет волос - единственное, что есть у них общего, но на нём он наверняка никогда не смотрится так.
Арчи говорит себе: я могу. Я могу подойти. В этом нет ничего такого. Это не будет выглядеть странно. Обычно ему это говорила Эйлин - нет, не говорила, брала за руку и вела за собой туда, куда он боялся пойти сам. Но теперь он один. Эйлин всё так же живёт чуть дальше по улице, совсем рядом, но с тем же успехом могла жить в Лондоне или в Тимбукту - Арчи совсем не видит её теперь. На его недавний день рождения она пришла непривычно тихой и сдержанной, подарила подарок и ушла. Как будто не знала, что Арчи рад ее видеть и ему нет никакого дела, что она какой-то там сквиб. Как будто не знала, что без неё Арчи не может даже встать с качелей и подойти к шумной компании, хотя хочет...
Нет, он может. Он должен. Он не слабак.
- Я не слабак, - бормочет Арчи себе под нос. Забирает носом воздух, отталкивается и встаёт с качелей. В тот же миг цветок из людей разлетается лепестками; из его сердцевины вырывается Дэмиан и кидается - прямо к нему. Радостный, солнечный, яркий. Слишком яркий.
- Арчи, Арчи, смотри, что я нашёл!
Арчи стоит, замерев соляным столбом, и чувствует каждый из взглядов, мгновенно устремившихся в его сторону стрелами без промаха. Все, все смотрят на него, он уже не может подойти невзначай, как будто ему просто интересно, как будто он сам так решил.
Дэмиан, конечно, ничего не замечает. Сияющий, он подбегает к Арчи, протягивает руку, запыхавшись, восторженно говорит:
- Арчи, смотри!
Арчибальд ударяет по руке прежде, чем понимает, что делает, и даже не смотрит, что же, сверкнув, улетает из маленькой ладошки в песок и пыль.
- Мне все равно, - резко говорит он, разворачивается, неловко утыкается в качели, отталкивает их и уходит прочь. Чувствуя спиной, снова, каждый из взглядов, устремлённых в неё. Но один - более прочих.

Дэмиану девять, Арчибальду тринадцать.
Арчибальд сидит, сжимая руки, на кровати в своей старой комнате, ставшей как будто меньше с тех пор, как он был здесь в последний раз, летом. Теперь уже Рождество, но он не чувствует праздника. Он чувствует противоположность праздника. На его скуле - ссадина, на губе - свежий порез, перетекающий в кровоподтёк. Он время от времени неловко трогает его языком - больно. Но внутри гораздо больнее, внутри него - черно и горько и невыносимо. Родители посадили его под домашний арест, только на этот день, больше для оснастки, и палочку забрали тоже, а смысл? Как будто он на самом деле пойдёт и... и заавадит кого-то из этих тупых мерзких слизняков. Как будто он знает хоть какие-то боевые заклинания. Как будто ему не надрали зад даже без палочки сейчас.
Арчи стирает злые слёзы с щёк, морщась, когда задевает ссадину, но плачет вовсе не за себя и не за своё уязвлённое достоинство. Эйлин, они говорили дерьмо об Эйлин, и это оказалось правдой, и - он не смог помочь ей, поэтому это случилось. И - он не смог даже защитить её честь сейчас. Выставил себя беспомощным нелепым дураком, как и всегда, и, что хуже всего, испугался продолжать бой. Отвратительно. Он отвра-
- Арчи? - с порога, тихое.
Арчи скашивает взгляд. Дэмиан стоит на пороге. Худой, даже в этом объёмном свитере, печальный. Большие грустные глаза смотрят на него так жалостливо, что Арчи мгновенно идёт пятнами стыда и резко отводит взгляд.
- Чего тебе.
Пауза. Дэмиан как будто набирает дыхания для разговора с ним, выбирает тон, и это одновременно жалит Арчи виной и бесит.
- Ты молодец, что показал им! Это было…
Здесь обычно говорят "круто" или "здорово", но даже этот малолетний подхалим ещё не научился врать так нагло.
- Жалко? - мрачно усмехается Арчи, всё ещё не встречая взгляд Дэмиана. - Я знаю.
- Я не это…
- Я знаю.
Снова пауза. Он едва ли ушёл дальше порога: помнит, наверное, как летом Арчи накричал на него, когда обнаружил в своей комнате без него.
- Эйлин... Она моя кузина тоже. Я понимаю. Я понимаю, что ты чувствуешь.
Неправильно.
Арчи почти физически ощущает, как злость закипает в нём, градус за градусом. Он поднимает глаза и ненавидяще смотрит на Дэмиана. Поднимается с кровати и как-то в мгновение ока оказывается у двери, зависая на Дэмианом на жалкие полголовы: мелкий паразит растёт гораздо быстрее него.
- Ты ни черта не понимаешь, - его голос звенит от ярости. - Она не моя кузина. Она мой друг. А ты - нет!
Он захлопывает дверь перед носом Дэмиана, почти его не задев. Тот так и не решился зайти в комнату.

Дэмиану четырнадцать, Арчибальду восемнадцать.
Снова лето. Последнее лето детства для Арчибальда. Он возвращается домой только чтобы забрать ещё кое-какие вещи: его приняли на стажировку в Министерство сразу после выпуска, и ему удалось на сбережения снять угол на Трикл-Майн-Роуд. Можно было бы отложить, провести хотя бы один жаркий месяц свободы и неги здесь, в родном ирландском краю, в доме, который помнит его с рождения, но... Свобода лежала для Арчибальда где угодно, только не под одной крышей с Дэмианом. Он три года натыкался на его сиятельный образ по всей школе, каждые каникулы - никуда не деться. Если для того, чтобы избавиться от этого навязчивого присутствия в своей жизни, нужно было без продыха нырнуть из школьной униформы в министерскую, значит, так он и сделает. Это того стоит.
Он выносит из дома последний чемодан, со скрытой нежностью терпит поцелуй матери в щёку и устремляется к воротам.
- Арчи, - раздаётся неуверенное позади. Он замирает. Но ничего. Ничего больше.
Это в его воле - сделать шаг назад или шаг вперёд. Это его решение. Но он уже давно всё решил.
- Арчибальд, - отрывисто поправляет он. И, не оборачиваясь, уходит.

Дэмиану двадцать восемь, Арчибальду тридцать три.
Он на коленях перед своим младшим братом, бледным, распростёртым на полу.
- Арчибальд? - едва слышно, неверяще спрашивает Дэмиан, и Арчи чувствует, как сжимается сердце. Тоской, виной, радостью - он жив, он всё-таки жив. Арчибальд внезапно совсем не понимает, что делал бы, если бы это оказалось не так. Что бы ему осталось. Эта вероятность, отошедшая хотя бы на время в темень и скалящая оттуда гнилые зубы, чувствуется как пустота, из которой не возвращаются. Арчи не хочет в неё смотреть.
Дэмиан бормочет что-то бессмысленное, что-то про сову и галлюцинации. Его взгляд немного расфокусирован, но когда Арчи его ловит, Дэм определённо его видит и узнаёт. Уже что-то.
- Видишь, это я. Правда я, - отвечает Арчи. "Я ненастоящий сказал бы то же самое". - Ты в порядке? Ты... не ранен?
Не дожидаясь ответа, он начинает осмотр сам, как может в свете Люмоса под потолком... и чувствует, как земля уходит у него из-под коленей, а желудок - проваливается в преисподнюю, когда замечает на боку у брата расползшееся багровое пятно. - О нет... - он трогает его дрожащими пальцами и наощупь сразу понимает, что это вряд ли чернила.
Ему дурно и очень-очень страшно, так, как не было, наверное, никогда в жизни - разве что когда он услышал тогда, в детстве, от мальчишек на улице, что "эта сквибка" перерезала себе вены.
- Дэм, - произносит он, и на одном этом слоге его голос ломается. Дэмиан, его блестящий, ненавистный, особенный, бесящий младший брат выглядит таким хрупким сейчас, что его сердце разбивается, продолжает разбиваться от этого. Но он должен быть твёрдым. Ради Дэма. Иначе они никогда отсюда не выберутся. - Лежи спокойно и постарайся не двигаться. Я что-нибудь придумаю.
Он наклоняется и осторожно задирает рубашку Дэмиана. Белеет и едва сдерживает желание хлопнуться в обморок при виде раны. Она открытая, но из неё ничего не торчит, как будто полоснули клинком или острым краем. Арчибальд понятия не имеет, хорошо это или плохо. - Окей, окей, окей... Заклинания, останавливающие кровь, заклинания... Да. Мерлин, спасибо за то, что я писал о них в книге. - Он поднимает палочку и направляет её на бок брата, уповая на то, что правильно запомнил теорию. На практике... однажды он залечил Марсу порез на ладони от ножа для бумаги, и тот пошутил, что его парень убивает муху слоном.
Арчи сглатывает и твёрдо произносит:
-Вулнера Санентур!

Арчибальд... верит в то, что у него получится, и поэтому у него действительно получается?
Так - но не совсем: он просто не даёт себе права верить или не верить, он делает, и у него получается, потому что иначе просто не может быть. Нельзя даже мысли допустить о том, что он не сможет и допустит (ещё одну) ошибку, которая будет стоить ему (ещё одного) родного человека.
Так что у него получается. По крайней мере, близко к тому. Кровь с рубашки не уходит обратно в рану, хотя Арчибальд где-то, возможно, в биографии Северуса Снейпа, читал, что должна. Но по крайней мере рана затягивается, не оставляя за собой даже шрама. Арчи проводит по ней пальцами, окрашенными в алый, проводит по бледной коже и неловко одёргивает руку. Если не осталось следов, значит, не тёмное колдовство, простая случайность. Которая чуть было не стоила ему брата. Если бы он не оказался в этом коридоре и не услышал его голос, или услышал, но принял бы за морок, галлюцинацию; если бы он просто не пришёл в Министерство сегодня и сейчас попивал бы чай у себя дома, не зная, что Дэмиан истекает кровью в одиночестве и темноте... Арчибальд закрывает глаза, жмурится - ему тошно и дурно и слишком страшно, чтобы функционировать: он всегда слишком легко представлял себе худшее.
Голос Дэма, ослабевший и усталый, но такой же звонкий, как и всегда, заставляет его вздрогнуть и открыть глаза. На то, чтобы вынырнуть из хтонических ужасов сознания и осмыслить вопросы, уходит ещё секунда-две.
Первый из них кажется слишком прямолинейным не в том смысле, в котором бы его понял любой посторонний: не что ты делаешь в Министерстве, что ты делаешь здесь, рядом со мной. Но, возможно, ему просто кажется. Так-то, конечно, ни рядом с Дэмом, ни в Министерстве ему делать нечего.
- Я... - начинает Арчи и запинается. - Я не знаю, где мы. Я услышал твой голос из коридора. - пауза: он трёт ладонью правой руки предплечье левой, затем - плечо, что всё ещё болит. Только затем понимает, что теперь старый его любимый пиджак будет в крови с той стороны, где сердце. - Я был в Министерстве, когда... это случилось, чем бы это ни было. Ты тоже? Видимо, кто серьёзно, серьёзно напортачил.
Он не говорит - это больше похоже на конец света или кошмарный сон, чем на ошибку в одном из Отделов Министерства Магии.
Он не говорит - возможно, мы останемся здесь навсегда.
Но, конечно, думает, конечно. Он же Арчибальд О'Кэрролл. Он отлично придумывает самые страшные, безнадёжные сценарии - о, он чертовски в этом хорош! Ему даже дали за это литературную премию.
Сейчас, впрочем, ещё больше, чем обычно, его премия абсолютно бесполезна, как и его сомнительный талант видеть монстров в обыденном. Они и так в их владении, где из-за каждого угла их может встретить изувеченное бытие.
И можно было бы сделать вывод: значит, нужно оставаться на месте, ждать, пока кто-то придёт и спасёт, выведет из зачарованного леса. Но это место не выглядит безопасным, и если что и позволит им не свихнуться здесь - так это надежда на то, что где-то есть выход из этого безумного лабиринта, солнечный свет в конце норы, и они способны его найти, сами.
- Нам стоит попытаться найти выход, - говорит Арчи. Смотрит на брата, на то место, где его рубашка всё ещё досыта пропитана багровым. Он потерял так много крови. - Ты сможешь идти? Погоди, я помогу тебе подняться.
Не дожидаясь ответа, он осторожно подхватывает Дэмиана под руки, закидывает одну из них себе на плечо, поддерживая за талию и - его вдруг накрывает неловкостью, неправильностью, недозволенностью происходящего. Он сглатывает. Они с Дэмом всегда были дальше, чем на расстоянии вытянутой руки - его, старшего, инициатива, правило, затем - привычка. Кто дал ему право быть так близко сейчас? Дэмиан наверняка презирает его, как и то, что в этот миг ему нужна помочь Арчибальда, слабого, ни на что ни годного старшего братца. Но - Арчи сцепляет зубы, поджимает губы - сейчас не та ситуация, чтобы кто-то из них мог выбирать.
Что до самого Арчибальда, то...
Он выбирает сжать руку на худой талии крепче, направляя в сторону двери. Он выбирает не отпускать, даже боясь быть излишним и непринятым и глупым. Альтернатива - отпустить, когда был нужен - выглядит куда страшнее.
И он всё ещё боится, вздрагивает от каждого шороха, но Дэмиан, даже если куда храбрее сердцем, слаб и истощён и, возможно, всё-таки боится тоже. Поэтому, выводя его осторожно за порог в наполненный жутковатыми отсветами коридор, Арчи говорит, чувствуя себя идиотом:
- Не волнуйся, мы выберемся отсюда. Как-нибудь.