Вторая аппарация дается хуже первой: меня мутит, раны, кажется, снова открываются - по лицу снова течет кровь, заливая глаз, я стираю ее ладонью и тяжело поднимаюсь по ступенькам в дом. Нога болит адски и слушается плохо, почти не сгибается, и мне приходится подтягиваться на перилах, чтобы подняться нормально. Но я, по крайней мере, жив - в отличие от тех, кто навсегда остался на той блядской платформе.
Это осознание вьется где-то рядом, но еще не приходит: я в вакууме и прострации, плохо осознающий пространство вокруг себя. Дым и огонь перед моими глазами, в моих легких, мне тяжело дышать, сколько там погибло, скольких удалось спасти Робину, Эвелин и остальным? Я не должен был их оставлять, это было тупым поступком хуевого человека, оборотня, блядь, эгоиста. Я должен был остаться там, и я хочу вернуться, и ненавижу себя за то, что не могу. За то, что чувствую себя слишком слабым сейчас, за то, что мне страшно. Я боюсь того, что могу там увидеть, боюсь того, что могу не пережить третью аппарацию с таком состоянии. Трус, даром что Шляпа отправила тебя на Гриффиндор! Почему ты, пообещавший им спокойствие и безопасность, жив, а они нет? Почему?
Я стараюсь открывать дверь тихо, но не выходит. Какой-то шум раздается из глубины дому, и я переключаю себя, почти насильно: мне нужно узнать, как там Гилрой. Все ли с ним в порядке, пил ли он лекарства и остальное, потому что сейчас он на моем попечении, потому что после всего, что произошло в Лютном, ему нужна была поддержка и чужая помощь. Я пришел поэтому, только поэтому, потому что и так слишком сильно задержался, потому что пообещал (себе пообещал) не оставлять его надолго одного.
-Гилрой! - кричу я в темноту коридора, туда, откуда доносились звуки, и сам ужасаюсь своего голоса: хриплого и безумного, на вдохе - обожженные легкие, на выдохе - запах горелой плоти. Меня рвет на части эмоциями и болью, но я захлопываю над ними крышку и прыгаю сверху, не давая им ни единого шанса прорваться. Не сейчас. Не тогда, когда я, блядь, не знаю, что со всем этим делать.
Можно ли еще что-то исправить? Нет, наверное, уже нет, надо было раньше думать, надо было продвигать идеи сопротивления и агрессивного отстаивания своих прав, нельзя было влезать с эти детские хороводы с "у нас все будет хорошо, мы добрые и милые", надо было показать им, кто мы и что из себя представляем, но мы этого не сделали. Мы пытались играть по правилам хорошего тона, а в итоге получили обещание засадить всех в клетки и огонь.
Его было так много, его, жара и криков, всего этого было так много. Так много красного и нестерпимо-белого, языки пламени буквально облизывались и бежали вперед - темная магия жаждала живой плоти и в секунды превращала ее в мертвую. Люди бежали, пытаясь спасти, но бежали в разные стороны, поддавшись панике и эффекту толпы. Я видел, как кто-то упал и больше не поднялся, тех, кого не сожрало голодное пламя, затоптали перепуганные соплеменники.
И теперь все они мертвы, а я - а я выжил. И я чувствую в этом самую грандиозную несправедливость в мире.