ДЖУЛИАН ЛАЙОНЕЛ ФОНТЕЙН
Julian Lionel Fontaine
| ВОЗРАСТ: 30 лет | 15.04.1997 |
ИМУЩЕСТВО
Волшебная палочка: клён, волос единорога, 12 дюймов.
Средство передвижения: нимбус последней модели, презентованный в качестве подарка на последний день рождения родителями; летучий порох; крайне редко – аппарация, только вместе с другими волшебниками, т.к. завалил экзамен.
Артефакты: несколько фамильных драгоценностей; проявитель врагов, замаскированный под восхитительной красоты наручные часы.
Домашние животные: нет
ИСТОРИЯ
Родители: Ариана Фонтейн (Карлстон) – домохозяйка, мать.
Агильберт Фонтейн — директор Школы Чародейства и Волшебства Ильверморни, отец
Братья/сёстры: Теодард Фонтейн II – глава отдела хит-визардов, старший брат.
[indent] Агильберт и Ариана Фонтейн считали младшего сына козырным тузом в рукаве, но он оказался не годным даже для роли шестерки - слишком слаб и жалок в своих потугах быть тем, кого они хотели бы видеть наследником. Годы грамотного и методичного промывания мозгов, нашептывания своих истин, вложений материальных и неосязаемых стекли в водосток, смешавшись со зловонной грязью, когда до раздосадованных родителей, наконец, дошло, что их Джулиан совершенно неправильный.
[indent] Многими годами ранее их, безусловно, хорошенько напугало то, что магические способности их сына проявились слишком поздно - менее чем за год до поступления в школу. Но этот досадный момент забылся слишком быстро, потонув в ворохе иных проблем, с которыми им пришлось столкнуться уже после того, как мальчик переступил порог Ильверморни. Наследник богатого чистокровного рода, надежда семьи, последняя отдушина для матери, разочарованной в старшем сыне, который пошел наперекор их требованиям, в круглом зале распределения был избран статуей Пакваджи, что уже намекало на то, что их мечтам о том, что мальчик пойдет по стопам отца, не суждено сбыться. И все же Ариана и Агильберт вкладывали все имеющиеся силы в то, чтобы сын соответствовал их идеалам. Агильберт молча сжимал кулаки, наблюдая за тем, как Джулиан с малым успехом пытается постичь магические науки, и разговаривал с преподавателями о дополнительных занятиях вне расписания. Заставлял приходить к нему в кабинет поздно вечером, пытаясь самостоятельно помочь сыну отработать то, что у него не получалось ни в какую. На каникулах Ариана взваливала на руки Джулиана огромные стопки литературы, заставляя перечитывать каждый абзац по нескольку раз - так, чтобы от зубов отскакивало. Его даже показали целителю, питая надежды, что проблема с овладением магическими науками - это нечто вроде простуды, которую можно излечить бодроперцовым зельем. Потребовалось катастрофически много времени для того, чтобы понять и смириться с тем, что их младший сын просто слабый волшебник, не способный творить серьезную магию. Надежда в сердце сменилась на разочарование и жалость - это сломало Джулиана, но никому не было до этого дела.
[indent] Никому не было дела, когда он запирался в одной из школьных кладовок и боролся с накатывающей истерикой каждый чертов раз, когда у него что-то не получалось. Он действительно был готов работать до последнего, не выходил из тренировочных классов до тех пор, пока его не вытаскивали за шиворот, соглашался на любые внеурочные занятия, учился до физического и морального истощения, когда силы оставались лишь на то, чтобы доползти до спальни и отрубиться - но безуспешно. Ненавидел себя, презирал, рвал на себе волосы, сквернословил, пытаясь выплеснуть обиду на окружающих - лишь бы не ему одному было больно. Отличники в один миг становились самыми худшими врагами - каждого из них хотелось морально уничтожить просто за то, что они справляются в разы лучше него, не прилагая столь больших усилий. Джулиан ломал себя по крупицам, суицид в режиме замедленного времени. К пятому курсу истощил себя настолько, что стал совершенно пустым. Ярость сменилась на полнейшее безразличие, живой цепкий взгляд стал стеклянным и безэмоциональным. Апатия по отношению к жизни и происходящим событиям. Плевать, что будет завтра - главное, выжить сегодня. Родители окунули его с головой в океан под именем «мнимая забота», заваливая подарками и выполняя все его прихоти - лишь бы не потерять его окончательно. Привязать, заставить быть зависимым, чтобы не ушел и не покинул. Дошло, наконец, что рискуют лишиться и второго сына, только уже совершенно иным образом. Поначалу жалость со стороны семьи раздражала Джулиана до безумия, но после он нашел в ней выгоду. Смирился и понял, что нужно довольствоваться тем, что у него имеется. Нашел слабые точки в родительской опоре и стал давить на них чрезвычайно сильно, умело пользуясь их чувствами. Мол, раз не дождется их гордости, он, так уж и быть, возьмет деньгами.
[indent] В школе у Джулиана была лишь одна отдушина - школьный хор. Единственное место, где ему не было равных. Единственное место, где окружающие испытывали неподдельное восхищение, которого Джулиану не хватало катастрофически во всех остальных сферах. Единственное место, где Джулиан чувствовал себя свободным. Совершенно неудивительно, что именно увлеченность музыкой определила его дальнейший жизненный путь после окончания школы - других опорных точек и не было вовсе. Родители на удивление быстро позволили ему отправиться в трехгодичное странствие по миру, оплатив все его расходы. Куда лучше, чем позорно протаскивать его на должности, с которыми он не справится, воспользовавшись большими связями.
[indent] В путешествие Джулиан отправился неокрепшим юношей - вернулся дерзким солистом музыкальной группы. Удачно сложились карты: в Болгарии он встретил двух гитаристов, на ударника вышли в Германии. Вместе с ними Джулиан чувствовал себя настолько легко, что готов был общаться с ними сутками, обсуждая уже известную музыку и творя своими руками новую.
«Ребята, мы станем бомбой»
[indent] Родители перенесли даже это, щедро спонсируя запись первого альбома и заказные статьи в журналах. Агильберт, скрипя сердцем, даже постарался перенести новость, что их ударник родом из семьи немагов. Все, лишь бы сын не скатился на дно, устроившись на работу в какую-нибудь магическую лавку - позор для древнего рода. Джулиан же наслаждался ситуацией сполна, выделываясь на сцене, давая интервью, обрастая ложью о собственных школьных годах, красочно рассказывая о том, что вовсе не слаб, просто учеба - это не для дерзких рок-музыкантов. В какой-то момент и сам забыл, каким был на самом деле - слава ослепила, притупила чувства и заставила вычеркнуть прошлое и все, что было с ним связано.
[indent] Джулиан смотрел на свое отражение в зеркале и видел бездушного, но не потерянного; те, кто его окружал, стали видеть в нем живую трактовку понятия «конченый мудак». Хотелось засмеяться отрывисто в лицо каждому, на ухо громко-громко, чтобы оглохли напрочь.
М у д а к.
Пять букв, никакого смысла.
[indent] Обида на собственную неполноценность таилась в нем годами, чтобы заполнить окружающее в подходящий момент, когда найдется правильная жертва. Джулиан невидимыми руками перекрыл кислород Джеймсу – бас-гитаристу, страдающему от безответной любви к нему, пытающемуся безуспешно скрыть ее под еще одним слоем лжи, чтобы не быть высмеянным. Но Джулиан видел, ощущал почти физически, и давил так сильно, что в какой-то момент Джеймс разлетелся на куски. Играл с его самооценкой, сводил с ума, доводил до истерик – все, чтобы почувствовать, насколько сильное влияние он над ним имеет. Доигрался. В какой-то момент Джеймс исчез безвозвратно, не оставив контактов и каких-либо намеков на то, куда он отправился. Отношения с остальными участниками группы резко ухудшились – невостребованная обида искала новую жертву, когда старая растворилась в пустоте. Планы на запись следующего альбома разлетелись, как карточный домик, потому что оставшимся музыкантам осточертело терпеть выходки Джулиана. Финансовые вложения Фонтейнов опять полетели в мусорный бак, вслед за оставшимися копиями демо-версий новых песен. Джулиан, конечно же, выдумал красочную историю для родителей и общественности, мол, просто разошлись во взглядах и остались друзьями – чуть ли не каждый вечер встречаются в баре, - хотя прекрасно понимал, что каждый из бывших коллег готов наставить на него палочку, приблизься он к ним хоть на метр.
[indent] Понимание, что он что-то делает не так, обрушилось на него лишь тогда, когда он въехал в новую квартиру в центре Парижа, впервые столкнувшись с настоящим одиночеством, которое поджидало его в каждом углу каждой комнаты. Внезапно он понял, что в нем не нуждается ни единая душа: родители просто совали деньги, поклонники забыли молниеносно, друзей не осталось. Он топил это чувство в огневиски, позже и вовсе опустился до мира немагов, связавшись с совершенно дурной компанией, напоминанием о которой остались татуировки на лопатке и предплечье. Шокировал магическую общественность, приезжая в бары на зачарованном более умелыми волшебниками мотоцикле и в абсолютно неподходящей одежде, купленной на рок-н-рольных барахолках. Все чаще в его речи стал проскакивать немаговский сленг, все больше ночей он проводил в немаговских клубах, все меньшую связь он стал чувствовать с волшебным миром.
[indent] Внезапный визит родителей, озабоченных статьей в желтенькой газетенке о «наследнике чистокровного рода, растрачивающем семейное состояние в неподходящих местах», он воспринял как жутчайшее вмешательство в личную жизнь. Встретил их у порога с бутылкой огневиски, ужасно помятый, пьяный и разгоряченный. Было плевать на все: на их возмущения, на строгий взгляд отца. Даже пощечина не отрезвила ни на йоту, зато взбудоражила еще больше. Кажется, Джулиан впервые высказался по-настоящему, ничего не утаивая. В подробностях рассказал, как его тошнит от их жалости, как он ненавидит мир магов за то, что для него в нем практически не осталось места. Ударил мать поддых фразой о том, что лучше бы она его вообще не рожала – и это стало последней каплей.
«Тебе уже тридцать. Пора слезть с нашей шеи и жить самостоятельно». Пора слезть с шеи родителей и пересесть на чужую.
[indent] Забавно, что Агильберт и Ариана вспомнили о старшем сыне только тогда, когда младший разрушил все их надежды – да и то лишь для того, чтобы передать ему свою ношу. Всунули в руки Джулиана листок с адресом и растворились, не желая больше иметь дел ни с Теодардом, ни с Джулианом. Мол, разбирайтесь сами.
[indent] Вряд ли Теодард, и без того преисполненный собственными проблемами, был рад неожиданному визиту брата, которого не знал – и, О Мерлин, это было абсолютно взаимно. Максимально некомфортная ситуация, максимально отталкивающие обстоятельства, с которыми, к сожалению, приходится уживаться.
[indent] В толковом словаре «одиночество» - это Джулиан. Посмертно поставил памятник закопанному глубоко под землю светлому – так, что и не помнит его вовсе. Все, что в воспоминаниях – обида, злость, тоска и неполноценность, абсолютно монохромные, темные, неприятные. По утрам в турке заваривает ненависть к окружающим, добавляет в чашку несколько ложек убеждения, что ему все должны, вместо корицы посыпает разочарованием в самом себе, которое с каждым днем проявляет все более характерный вкус.
[indent] Одиночество помогает разобраться в мире и понять, какова твоя цель, но проблема в том, что своей собственной он не видит совершенно. Привык потреблять и брать, не производя нового, не раздаривая его окружающим. Он вообще не имеет понимания, каково это – жить не только ради себя самого. Или не имел, пока не столкнулся с собой настоящим в пустоте комнаты дома, в котором ему не рады. Стал, наконец, задумываться, какой тварью является – но это и остается лишь размышлением после ужина, когда клянешься с утра начать взращивать себя нового, но с каждым новым утренним лучом солнца сквозь шторы посылаешь все планы к Мерлину. «Постараюсь завтра» - то, что звучит в голове слишком часто, но так и не воплощается. Тщательно скрываемый сгусток комплексов – вот и все, чем он является на самом деле. Без каких-либо шансов.
СПОСОБНОСТИ И УМЕНИЯ
[indent] В процессе обучения в Ильверморни выяснилось, что способности Джулиана к магии довольно скудны. Их хватило на то, чтобы сдать выпускные экзамены на «удовлетворительно», однако катастрофически не хватает на то, чтобы творить серьезное волшебство. Плохо развита боевая магия, чуть лучше – заклинания из раздела «целительство» (все же не зря был избран именно в Пакваджи). Может аппарировать только вместе с другими волшебниками, так как на последнем курсе не справился с соответствующим экзаменом.
[indent] Но что развито замечательно – это умение лгать без каких-либо подозрений. Прекрасно чувствует эмоции других людей - чертов эмпат; великолепно находит их слабые места и манипулирует для извлечения личной выгоды. Опыта достаточно для того, чтобы с блеском бросать пыль в глаза окружающим и выставлять себя в нужном свете.
Обладатель прекрасного музыкального слуха, чем никогда не против похвастаться – впрочем, больше ему и нечем. Журнал о музыке магической Америки однажды описал его голос, как «нечто чарующее, побуждающее обнимать каждую ноту, доносящуюся из проигрывателя». Также не совсем уверенно играет на гитаре – научили бывшие друзья.
СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ
[indent] Безусловно, происходящие в магическом мире события не могли не коснуться Джулиана, привыкшего ранее надевать на себя ублюдские розовые очки. Слишком много времени он проводил среди магглов во Франции, слишком хорошо понимал их мир. Ему было бы абсолютно плевать на политическую ситуацию, не чувствуй он себя максимально комфортно в их обществе, где он видел себя полноценным - и потому выступает в поддержку сохранения союза магглов и волшебников. Правда эти выступления ограничиваются пьяными спорами в "Дырявом Котле", на большее его не хватает. В общем, магглов любит и очень грустит из-за всего происходящего, однако продолжает ничего не делать. Да и что он может?
ИГРОВЫЕ АМБИЦИИ
[indent] Развитие личных сюжетных веток в первую очередь. Кинуть Джулиана в Министерство Магии, столкнуть лично с сестрицей Джеймса, которого он сломал, заставить питаться стеклом от осознания собственной ущербности, взаимно не понравиться брату - для начала.
СВЯЗЬ С ВАМИ: | УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ: |
[indent] Точка. Точка. Точка.
[indent] Погасший экран, посланное нахер окошко сообщений. Выбросить бы, разбить к чертовой матери, чтобы не следить за надписью «не в сети» - вдруг изменится? Вычеркнуть, вырезать, сжечь пламенем зажигалки, бросить на пол, топтать грязными подошвами до тех пор, пока ничего не останется.
[indent] Бесполезно.
[indent] Сползать по стене, дышать слишком судорожно и невпопад, пытаясь избавиться от паранойи. В сотый раз одно и то же, все те же попытки найти скрытый смысл в том, в чем его нет, заранее подготовить почву для надвигающейся истерики, чтобы разорвать себя в клочья минутами позже. Легкое головокружение от нехватки кислорода и дрожь в руках, слова на клавиатуре набираются с трудом и стыдными опечатками. Плевать.
[indent] Противные гудки около уха. Так хочется разбить себе затылок одним ударом о стену, чтобы ничего не чувствовать.
[indent] «Привет, Мэтти, ты мне сейчас очень нужен»
[indent] «Эй, Мэтти, я опять забыл, как дышать»
[indent] «Знаешь, Мэтти, а не пошел бы ты нахуй?»
[indent] Самые близкие становятся самыми чужими, далекими, равнодушными. Совершенно не хочется думать о прошлом и собственных упущениях, но намеренно обвиняешь во всем себя самого. В том, что все медленно, но верно, катится по пизде. В том, что влюбленность, подкрепленная страхом, превращается в разочарование, идущее в обнимку с чувством неполноценности и ощущением, что где-то тебя жестоко наебывают. Старался же не проводить параллели с прошлым. Обещал, что вычеркнул из головы школьные годы, где Мэтти был одним из тех, кто воплощал в реальность самые страшные кошмары. Но паранойя не проходит ни на минуту: оглядываешься по сторонам, ожидая подвоха; каждое непрочитанное сообщение воспринимается, как усмешка на его губах, каждый пропущенный звонок – как показатель того, что все твои мысли о том, что ваше «мы» - очередной розыгрыш старой компании.
[indent] Видели бы это сейчас те, кто привык видеть на твоем лице лишь улыбку.
[indent] Какие к черту вечеринки, когда все, чем ты являешься сейчас – сгусток боли, ненависти и тревожности? Абсолютно ни на что не годный, не можешь отвечать за координацию собственных конечностей даже тогда, когда наспех накидываешь тонкую полиэстровую куртку поверх толстовки – заранее знаешь, что замерзнешь, но это не беспокоит. В голове – суицидальная романтика, когда убеждаешь себя в том, что чем больше страдаешь физически, тем слабее становится боль внутренняя. Уже плевать на то, что в металлическую коробочку под комодом ты месяцами откладывал деньги на то, чтобы, наконец, съехать из общежития – берешь несколько крупных купюр, а через полчаса отдаешь их кассирше, которая отказывается продавать тебе виски без паспорта (пора бы запомнить, что выглядишь лет на шестнадцать). И все же добиваешься желаемого - хоть в чем-то преуспел, молодец.
[indent] Так надеялся, что зимний ветер проберет так, что будешь не способен чувствовать, однако лишь все больше погружаешься в мысли о собственной никчемности. Жалеешь себя, сукин сын, а ведь так ненавидишь это, даже сбрасываешь звонки от Тайлера, потому что ожидаешь того же. Пьешь из горла, но не выглядишь круто – ты не ебанная рок-звезда, чтобы твои глупые выходки кто-то считал сексуальными. Лишь жалкое подобие человека: лживое и слишком проблемное. Вспомни, сколько раз ты врал себе и другим, полагаясь на то, что твое «настоящее» слишком неприятно для того, чтобы кого-либо с ним знакомить. Боишься раскрывать душу – тогда почему страдаешь от одиночества даже тогда, когда тебя окружают знакомые лица? Сам хотел этого.
[indent] Снова сбрасываешь звонок, приземляясь на замерзшую скамейку. Из окна второго этажа наблюдает старушка, хочется показать ей «фак» и кинуть в нее бутылкой, но вовремя вспоминаешь, что она – лишь зритель, не отвечающий за развитие сюжета, который ей приходится лицезреть. Господи, как же хочется найти иных виноватых. Найти и попробовать ударить, но не способен даже на это. Скованные холодом пальцы печатают Тайлеру что-то невнятное, буквы складываются невпопад, когда пытаешься объяснить ему, что у тебя все в порядке. Опять ложь, чтобы милый мальчик не переживал, чтобы не давал возможности вновь воспользоваться тем, что только ему удается слепить тебя заново каждый раз, когда ты сам себя разрываешь на кусочки. Больно и мерзко от осознания, что ты не способен дать ему ничего взамен, потому что сам слишком пуст.
[indent] Отвратителен.
[indent] И все же спустя полчаса палец тянется к зеленой кнопочке принятия вызова, потому что разгоряченный алкоголем разум уже не способен что-либо контролировать. Голос Тайлера почему-то всегда действовал по-волшебному, словно тело запрограммировано на расслабление при появлении чего-либо, с ним связанного. Взволнованный, решительный, спрашивает, где находишься, а все мысли о том, что ты этого не достоин. Чертовски неправильно. Лепечешь что-то о том, что просто перебрал и потерялся.
[indent] Лжец.
[indent] Эта мысль подхватывает волной и топит. Быть может, здесь действительно замешан виски, но чувствуешь нестерпимую боль от того, что врешь. И потому перезваниваешь, еле попадая по клавишам, почти хрипло и слишком сумбурно.
[indent] - Тайлер… прости. Кажется, я все же не в порядке.